Часы с лягушкой - стр. 7
– Плакать пошла, – деловито сказал Алешка. – Ты давай, Дим, ее слушайся.
– А ты?
– Как получится. – Он сказал это так серьезно и сурово, что я даже насторожился и схватил его за ухо.
– Пусти, – спокойно сказал Алешка, – мама идет.
Неужели он опять что-то узнал раньше меня, что-то очень важное?
Мама вышла из ванной спокойная и с накрашенными ресницами. Мы втроем пошли в нашу комнату и уселись на Алешкину тахту.
– А все-таки пусто без елки, – ровным голосом сказала мама. Будто хотела сказать, что пусто без папы.
– Зато, – сказал Алешка, – она теперь в родной среде. В снегу по колено.
Мама притянула его к себе и по привычке попыталась пригладить его хохолок на макушке. То восклицательный, то вопросительный, то возмущенный. Но никогда – растерянный.
– А чего это ты часы здесь повесил? – спросила его мама. – Почему не убрали?
– Пусть побудут с нами, – сказал Алешка. – Папа когда вернется?
– Не знаю. Часов в десять, – машинально ответила мама.
Алешка снял часы со стенки и перевел стрелки на без пяти десять:
– Будем ждать.
Вот так в нашей семье начался новый отсчет времени…
Сумрачно как-то. Тревожно. Что-то мне не по себе. Что-то как-то не так. И дело, я это чувствую, вовсе не в папиной командировке. Он и раньше, бывало, уезжал надолго. Правда, в этот раз он уехал как-то странно. Мне даже показалось тогда, в прихожей, что у него какие-то виноватые глаза. Но что-то еще не дает покоя. Вроде мелкой занозы. Так-то ее не чувствуешь, а как заденешь – сразу колко царапнет. И тетя Зина каждый вечер с мамой на кухне шепчется. А тут еще Ирка Орлова пристала:
– Димон, расскажи мне про Базарова, сочинение скоро. Он плохой или хороший?
– Когда как.
Эту Ирку я раньше не замечал. Да и как ее заметишь, у нее столько дел. Ходит на музыку, на прыжки в воду, на спортивные танцы, в консерваторию, на выставки, балетом занимается. Только и мелькает, как галка за окном. А Димон ей про Базарова расскажи.
– А сама что, учебник потеряла?
– Да мне некогда.
– Ну да, – тут мне вспомнился стишок из далекого детства: – «Драмкружок, кружок по фото, а мне еще и петь охота».
Ирка, видно, этот стишок не знала, потому что с удивлением посмотрела на меня. И тут я увидел, какие у нее пушистые и длинные ресницы. Как у нашей мамы.
– Ладно, – неожиданно для себя сказал я. – Напишу тебе сочинение.
– Ой! Правда? Спасибо! Я побежала! – И чмокнула меня в щеку. – Опаздываю! Пока-пока.
Сочинение немножко меня отвлекло, но чувство, что еще что-то случится, меня не оставило. В глубине души я его ждал. И дождался…
Вечером, после ужина, мама сказала:
– Ребята, мне надо с вами поговорить. Пойдемте в комнату.
Мама села на Лешкину тахту, прямо под бумажными часами, а мы, немного встревоженные, примостились по бокам. Ждали – сейчас начнется разговор о всякой успеваемости, о всякой дисциплине, о всяких учительских жалобах… Вот если бы…
Мама вздохнула и сказала, пряча свои красивые глаза, как папа тогда в прихожей:
– Ребята, вы уже почти взрослые. И умные…
– Почти, – уточнил Алешка, почему-то взглянув на меня.
– И умные, – повторила мама, будто не решаясь продолжить. Но решилась: – В общем, мы с папой решили пожить отдельно…
Вот так и рухнуло все на свете. Я никак не мог и не хотел в это поверить. Мама и папа такие взрослые и умные – и делают такую глупость. Ведь они с четвертого класса как взялись за руки, так и идут вместе. Шли, вернее.