Частный детектив - стр. 14
Вообще, это называется – деперсонализация. Психопатологический симптом, характеризующийся расстройством самовосприятия личности и отчуждением её психических свойств. Психиатрам такое хорошо известно, но от этого не легче. Ой, не к добру всё это. Вообще, мне давно надо показаться соответствующему врачу.
Зато вот воспоминания детства кажутся явью. Тогда-то уж точно это был я. Жизнь казалась реальной и конкретной, не мерещилось, что моим телом управляют, как героем какой-то компьютерной игры. Но сейчас этого нет. Из памяти пропадают целые фрагменты, а потом всплывают снова. У кого-нибудь так было? Да наверняка. Но не пойду же я опрашивать всех подряд. За сумасшедшего примут. И как выйти из этого состояния? Оно всё больше делает жизнь подобной пытке. Ведь я ощущаю, что живу, лишь короткие полчаса перед тем, как усну поздно ночью.
Как бы там ни было, но я решил сам провериться у серьёзного эксперта. Записался к хорошему уважаемому психиатру на частный приём. Доктор брал весьма нешуточные деньги за консультацию, но, судя по отзывам – реально помогал.
Прошло несколько дней и наступило время похода к врачу.
Пора было собираться.
В тот день работал я только до обеда. Утром получилось заключить простенький договор, получить задаток и я чувствовал себя превосходно. Кристина же и вовсе не появлялась.
К назначенному времени я уже входил в кабинет доктора, которого звали Гольцов Ярослав Евгеньевич. Солидный представительный мужчина лет пятидесяти с седыми висками и пронзительными глазами за круглыми очками, жестом пригласил сесть в кресло с высоким кожаным подголовником. Белый халат доктора казался чересчур безупречным, почти театральным.
Кабинет оказался строгим и уютным одновременно, словно застывшим в янтарном свете настольной лампы. Окно, затянутое тяжелыми шторами, поглощало уличный шум, оставляя лишь легкий гул, будто фоном играло забытое радио. Полки с книгами в кожаных переплетах, папки, аккуратно рассортированные по алфавиту, и старомодные часы с маятником, отсчитывающие время с гипнотической монотонностью. На стене превосходно исполненная репродукция «Крика» Эдварда Мунка – иронично или пророчески? Охваченный ужасом человек с этой картины стал одним из самых узнаваемых образов. Я, конечно, не специалист, но вряд ли такое полотно способствует душевному здоровью неуравновешенных пациентов.
После обычных располагающих фраз и моих сдержанных ответов, Ярослав Евгеньевич приступил к допросу.
– Итак, в анкете вы упомянули о «голосах» и визуальных артефактах, – начал он, перебирая записи. Голос – бархатный, но с металлическим отзвуком, очевидно заученные фразы повторялись им тысячу раз. – Расскажите подробнее. Когда это началось?
Я сглотнул, пытаясь ухватить нить мысли сквозь шепот, который тут же отозвался в висках, будто малеак услышал свое имя.
– После того, как начал копаться в архивах… – принялся говорить я, но врач поднял ладонь, останавливая.
– В архивах? Не спешите. Давайте всё по порядку. Первый случай. Конкретные обстоятельства.
– Лазил по старым архивным файлам. Громкие щелчки клавиатуры. Сначала думал – помехи в наушниках. Потом слова. Неразборчивые. Как эхо из пустоты. А потом – тени. Не люди, нет. Сгустки, которые тают, если повернуть голову. А ещё сны. Сюжетные, с продолжениями, с цветными картинками. Я будто попадал в иную реальность и жил там. Бывало со мной такое: ложусь спать, и снится полный бред, но во сне никаких вопросов – это моя реальность. А потом начинал просыпаться и не помнил в первый момент, где я, и буквально хватал ртом воздух, будто только что вылез из Матрицы. Вот вчера тоже был сон: я жил в городе, где у каждого человека, и у меня в том числе, в организм вживлены разные технические устройства. Чипы, местами – проводочки вместо нервов. У многих электронные глаза и уши. Искусственные части тела – руки, ноги. При необходимости – подключение мозга в глобальной информационной сети и хранилищам данных. Но изготовлены так, что лучше естественных. Как у роботов, только к живым людям приделаны. Кошмар, одним словом.