Частное пионерское - стр. 6
Когда я вернулся домой, то сразу понял, что ничего хорошего меня не ждет.
– Ну и куда ты выбросил мусор? – спросила с негодованием мама, встретив меня в дверях.
– В мусорку.
– Ну что ты врешь? Сергеевы наш мусор на чердаке обнаружили и по смятому конверту определили, из какой он квартиры. Только что приходили ругаться. Позор какой!
Отпираться было бессмысленно.
– Мама, прости, пожалуйста, – только и оставалось сказать мне, не зная, как загладить свою вину.
– Вот иди и собирай там все до последней бумажки, пока папа с работы не вернулся, – отрезала мама.
Я тяжело вздохнул и поплелся с фонариком и мусорным ведром на чердак ликвидировать следы своего проступка.
«Что-то многовато мусора для одного дня», – невесело размышлял я, припоминая свое хождение по свалке и сгребая в мусорное ведро картофельные очистки, бумажные обрывки и другой хозяйственный хлам.
Трудовые десанты
По субботам в нашей квартире происходила приборка. В младшем возрасте я просто помогал маме, а вот в старших классах в наши с сестрой Галей обязанности входило мытье полов. На мою долю выпадали спальня, где мы с ней обитали, и кабинет, который на самом деле служил спальней родителей.
Мыть полы я очень не любил, как, впрочем, и Галя, у которой сразу портилось настроение, особенно если я завершал уборку комнат быстрее ее и уже отдыхал, а она все еще возилась с ведром и шваброй в коридоре.
Еще одним трудоемким занятием была чистка ковров. Специально для этих целей имелся тяжеленный пылесос «Циклон» в форме большого шара. Сменных пылесборников тогда еще не было, и надо было выносить его нижнюю часть во двор и вытряхивать лохмотья пыли на землю где-нибудь в укромном местечке около гаражей.
– Миша, идем ковры на улицу чистить, – частенько говорила мама, не удовлетворенная качеством чистки пылесосом, отметившим четвертьвековой юбилей.
Особенно она любила чистить ковры зимой. Иногда вместе, иногда я один вытаскивал ковры на рыхлый снег и по очереди расстилал шерстяным ворсом вниз. После этого выбивалкой изо всех сил лупил по обратной стороне, от чего на снегу оставался грязный серый квадрат. Работа шла веселее, если на месте коврового изделия я представлял себе какого-нибудь своего врага, лежащего на животе спиной вверх.
– Вот тебе, получай, гад! – приговаривал я, представляя Сашку из соседнего подъезда, мучителя дворовых кошек.
Затем я брал в руки веник и потихоньку сворачивал ковер в валик, обметая каждый оборот, чтобы не оставалось снега.
Когда еще чуть влажный чистый ковер расстилался в комнате, от него шел приятный свежий аромат морозца и снега.
– Вот, совсем другое дело, – говорили родители, довольные наступившей в квартире чистотой.
Папа заканчивал гладить выстиранное и тоже высушенное на улице белье. Если был сильный мороз, оно застывало, и в квартиру вносились жесткие хрустящие громадные простыни и пододеяльники, которые досушивались уже в тепле. Из кухни в это время расходился по всей квартире волнующий запах свежеприготовленного мамой борща, для которого рано утром на городском рынке покупали мясо с косточкой.
Зато мне очень нравилось зимой расчищать снег во дворе. В подвале у нас хранилась лопата, которую на зиму переносили в квартиру. После частых и обильных в то время снегопадов многие жильцы дома выходили во двор и чистили площадки около своих подъездов. Во дворе образовывались громадные сугробы, и мы выкапывали в них целые тоннели и пещеры, не говоря уже об обязательном строительстве снежной горки. Верх заливали водой, дружно таская ее в ведрах из квартир.