Чаша Пифагора - стр. 24

Набиль, увлечённый темпераментным рассказом Глеба, сидел с широко раскрытыми глазами; удивление застыло на его лице, он действительно очень долго торговался с продавцом камней, и Глеб точно назвал сумму, с которой начинались торги, и сумму, на которой они закончились.

Звонок прервал воспоминания.

– Кто это? – сказал он сам себе вслух, понимая, что оставил телефон на письменном столе. Поднявшись, Глеб с сожалением почувствовал, как из головы исчезают верблюды, шейхи и рубины.

– Да, – произнёс он бодро, не взглянув на экран телефона.

– Киприотушка, здравствуй, дорогой, – Глеб тут же узнал голос, – надеюсь, не разбудил? Сколько помню, ты всегда рассказывал, что рано встаёшь.

– Нет, Соломон, я уже на ногах, – посмотрев на часы, Глеб улыбнулся – стрелки показывали две минуты седьмого.

– И замечательно, и прекрасно, значит, можем спокойно поговорить. Ты же по первому образованию физик, в институте Курчатова работал, обслуживал установку импульсного СО-лазера в советские времена?

– Да, – удивлённо произнёс Глеб и взглянул на часы ещё раз.

– И там для генерации светового потока использовались медные вогнутые зеркала с принудительным охлаждением? А полировал такие зеркала твой отец, оптик восьмого разряда, причём добиваясь на обычных станках двенадцатого класса шероховатости поверхности, что позволяло уменьшать тепловые потери.

Глеб опустился в кресло. События, о которых ему сейчас говорили, происходили сорок лет назад.

– А ещё помню, когда он вышел на пенсию, то взял несколько зеркал домой в память о своей работе. Однажды мы с тобой заезжали к нему в гости, да дома не застали. Ты повёл меня в гараж, и там справа на полке над верстаком они лежали завёрнутые в пергаментную бумагу.

– Соломон, отец умер уже три года назад, – прервал Глеб говорящего.

– Знаю, дорогой, всё знаю. Прими мои искренние соболезнования. Знаю, что после смерти твоей мамы он женился снова и что гараж теперь принадлежит его вдове, но мне почему-то кажется, что зеркала эти так там и лежат. Прошу тебя, не откажи старому другу и соратнику. Как позавтракаешь, мотанись туда, возьми все шесть зеркал и привези ко мне в магазин, где я с огромным удовольствием налью тебе коньячку и расскажу, для чего они мне понадобились.

В трубке послышались гудки. Глеб осмотрел свой кабинет, словно видел его в первый раз, почесал затылок, состроил гримасу непонимания и пошёл умываться. Тайна долежавших до сегодняшнего дня зеркал заинтересовала его.

Соломон же, повесив трубку, быстро оделся и, не обращая внимания на окружающий мир, почти бегом преодолел расстояние от дома до магазина. Открыв дверь и отключив сигнализацию, он сел за стол. Блокнот манил его, мысли формировались и приобретали стройность, как полки перед сражением.

«Сегодня я начал, – стал он писать быстро и размашисто, – работу над созданием установки, явившейся волею Божьей ко мне во сне. Я уверен, что открываю потайную дверь, за которой спрятаны великие тайны человечества: ковчег Завета, сокровища тамплиеров, усыпальница Чингисхана, библиотека Ивана Грозного и многое другое, так и не найденное людьми». – Он откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и почувствовал, как затрепетала от предвкушения его душа.

В этот вечер луна, округлившись до состояния волчьей любви, разогнала облака и во всём своём величии воссияла над Москвой. Люди, у которых были дела, не заметили этого, а вот те, кто, томясь ожиданием, смотрели в окно, удивлённо отмечали не только размеры спутника Земли, но и ажурную красоту кратеров. Если бы в этот момент награждали лучших созерцателей луны, то Соломон, сидящий за столом в своём ювелирном магазине уже четыре часа, безусловно, был бы в числе победителей. С одной стороны, было хорошо, что проходящие мимо витрин люди не беспокоили его, с другой стороны, время, перемещающее стрелки часов, никак не хотело поторопить гостя, которого он ждал, как пустыня дождя.