Чахоточный шик. История красоты, моды и недуга - стр. 13

Теория «органической предрасположенности» предполагала, что тело являлось упорядоченной структурой, фундаментальные характеристики которой наследовались как целое, формируя либо сильное телосложение, устойчивое к болезням, либо слабое, которое делало человека уязвимым для болезни[73]. Поместив телосложение в основание объяснительного процесса, врачи выработали физиологическую гипотезу этиологии туберкулеза, из которой сформировалось убеждение, что исправить какой-либо врожденный органический дисбаланс было практически невозможно.

Постепенно некоторые недуги стали тесно связываться с концепциями наследственности. Гораций Уолпол (1717–1797) вспоминал о влиянии ослабленной конституции на его семью и пережитые в детстве им самим трудности: «[Я] был чрезвычайно слабым и хрупким, каким вы видите меня до сих пор, хотя никаких жалоб у меня не было, пока после сорока не началась подагра, и, поскольку мои две сестры были чахоточными[74] и умерли от чахотки, предполагаемый необходимый уход за мной (и я слышал, как люди говорили: „Этот ребенок не выживет“) так поглотил внимание моей матери, что сострадание и нежность вскоре переросли в невероятную любовь»[75]. Врачи полагали, что унаследованная болезнь была заложена в строении организма человека и могла проявляться различными способами, как в семье Уолпола – в виде чахотки и подагры. (См. во вклейке ил. 6.) В своем «Трактате о легочной чахотке» сэр Джеймс Кларк определил важность телосложения: «Прежде чем мы сможем надеяться получить точные знания о чахотке, мы должны провести наши исследования за пределами легочного заболевания, которое является лишь вторичной болезнью, следствием ранее существовавшего органического нарушения, необходимого условия, которое определяет появление туберкулов»[76].

Почти во всех дискуссиях о наследственной природе болезни очевидна связь между телосложением и наследственным заболеванием; но реальная важность теоретической связи становится ясной, если принять во внимание то, что врачи подразумевали под телосложением[77]. Врачи, стремившиеся объяснить устойчивость некоторых болезней, таких как туберкулез, сумасшествие или безумие, к лечению, не располагали большим количеством вариантов. Опираясь исключительно на влияние окружающей среды и образ жизни, неизменность течения этих болезней при изменении образа жизни и внешних условий, обычно не приводивших к устойчивому улучшению, объяснить не удалось. Связывая хронические заболевания и особенности телосложения, врачи были в состоянии объяснить свою неспособность повлиять на исход таких заболеваний, как чахотка, и, утверждая, что эти заболевания объяснялись телосложением, врачи также были склонны считать их наследственными[78].

Рационализация через наследственность имела вес в случаях, когда болезнь уносила целые семьи и когда ее жертвами становились только некоторые их члены, так как передавалась предрасположенность к чахотке, а не сама болезнь. Томас Рейд в 1782 году утверждал: «Эта болезнь обычно поражает людей хрупкого, слабого, нежного телосложения и, поскольку такое строение тела свойственно определенным семьям, в таких случаях она может быть с большой вероятностью названа наследственным заболеванием»[79]. Чахотка была особенно печально известна тем, что ударяла по семьям, таким как Бронте, где, к сожалению, от этой болезни один за другим погибали все ее члены. (См. во вклейке ил. 7.) Две старшие сестры, Мария и Элизабет, умерли от туберкулеза в 1825 году. За ними последовали Бранвелл (1848), Эмили (1848) и Анна (1849), все они погибли от чахотки. Шарлотта скончалась в 1855 году, предположительно из-за туберкулеза, осложненного ее беременностью