Церемониалы Российской империи. XVIII – начало XX века - стр. 7
Основываясь на воспоминаниях, дневниках, письмах современников, лично знавших М.С. Воронцова, можно сделать вывод, что ему были присущи такие черты характера, как умение влиять на окружающих, уверенность в себе, уравновешенность, способность к творческому решению проблем, настойчивость в достижении цели, ответственность, добросовестность при выполнении поручений, общительность.
Причина конфликта в Одессе между Пушкиным и Воронцовым гораздо глубже и серьезнее тех версий, которые преподносят многие пушкинисты. Это столкновение двух различных представлений о службе, долге, чести. Для М.С. Воронцова и его окружения служение Отечеству на государственном или военном поприще – основа жизненной позиции, успехи в карьере – оценка заслуг перед Россией. Ключевое понятие его мировоззрения – честь, ответственность перед предками и потомками за свои дела.
Пушкин велик в поэзии, а Воронцов – в деле политического, экономического, культурного развития империи.
Вызывает возражение и еще одно утверждение Ю.М. Лотмана о том, что на балу границы служебной иерархии ослаблялись и юный поручик мог почувствовать себя выше старейшего и воевавшего полковника. Это положение требует комментария.
Многочисленные источники свидетельствуют о том, что на балу не только не сглаживалось социальное неравенство, а наоборот. Так, сам порядок проведения церемонии, в частности последовательность пар в полонезе, подчеркивал социальную значимость личности. Подобное стирание границ в правилах поведения могло происходить на танцевальном вечере, который и не является церемониалом.
Нельзя согласиться с Ю.М. Лотманом и в том, когда он бал противопоставляет военному параду, который, по его мнению, являлся «торжеством ничтожества», способствовал стиранию и подавлению личности[32]. Нам представляется, что такое сравнение некорректно, так как военный парад демонстрирует степень подготовленности войск в одном из важных пунктов характеристики боеготовности армии – строевой подготовке. Методы, которыми пользовался офицер в подготовке подчиненных, зависели прежде всего от его нравственных качеств; большому числу русских военных было присуще завещанное Суворовым отеческое отношение к солдатам. Следовательно – смотр войск, являясь военной церемонией, имеет правила проведения, отличные от законов светского ритуала. В то же время военные церемонии, подобно светским, являлись демонстрацией владения определенным комплексом сословных норм.
Наконец, Лотман противопоставляет бал маскараду. Однако последний является игровым действом, это скорее театральное представление, в котором в отличие от бала стирался социальный статус партнеров по общению. При этом костюмированные балы и рыцарские карусели носили четко определенный знаковый смысл, являясь отражением определенных нравственных принципов правящего класса.
Книга американского историка Ричарда Уортмана «Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии» (Т. 1. М., 2002) посвящена символике придворных ритуалов от Петра I до конца правления Николая I. Отдавая дань уважения большой работе по изучению русской истории, проведенной автором, нельзя согласиться с целым рядом его утверждений.
Так, Р. Уортман считает, что императорский двор был ареной непрекращающегося театрального действа. Однако это не театр, а социально-политический институт власти. Российское общество можно назвать «агрокультурным», то есть горизонтально организованным, в котором привилегированные группы стремятся максимально дистанцироваться от низших классов. Но это утверждение противоречит другому заявлению: «двор – олицетворение нации». Не может быть олицетворением нации ни двор, ни плац-парад. Трудно представить нацию, у которой вместо лица – площадь для военных парадов и смотров.