Цербер. Найди убийцу, пусть душа твоя успокоится - стр. 30
– Щас я его, – сказал первый ищейка.
Спрыгнув с саней, он припустил бегом за подводой. Догнав, вцепился рукой в копыл, споткнулся. Сани, набирая ход, потащили его за собой.
– Ногами-то елозь… Ногами! – закричал второй ищейка.
Первый ищейка задёргал ногами, отпустил руку, мешком осел снег, неуклюже поднялся навстречу саням Лавра Петровича. Второй ищейка натянул поводья:
– Лезь давай, ворона!
Первый ищейка неуклюже завалился в сани.
– Уф… – выдохнул. – Не мой фарт…
– Гони! – прикрикнул Лавр Петрович. – Уйдёт!
Сани побежали. Возница не спешил скрываться – скоро во мгле проступила его широкая спина. Лавр Петрович утёр рукавом кровь, вынул пистолет, прицелился в облепленную снегом фигуру. Но стрелять не стал.
– Чего ж не пальнули, Лавр Петрович? – спросил первый ищейка.
– Живой он нам нужнее. Вдруг всё ж таки не один злодействовал.
Лавр Петрович двинул кулаком по спине второго ищейки:
– Кто такую дохлую клячу выбрал?!
– Так ведь резвые того-с… В цене, – задышал второй ищейка. – А вы нам как всё равно на чай дали…
Возница свернул в переулок. Преследователи, зацепив снежную обочину, вписались за ним.
– Уйдёт… – тихо сказал Лавр Петрович. – Вот теперь точно уйдёт…
Щурясь от снега, он снова поднял пистолет. Тщательно прицелился в широкое пятно в белом тумане, взвёл курок. Лошади дёрнули, выстрел утонул в пурге, послышался звон вываливающегося из рамы стекла. Дырявое окно с клубящейся в нём вьюгой уплыло назад.
С крыш ухнул сугроб, смешался с погоней и ветром.
Сани Лавра Петровича шли всё тяжелее. Хрипела уставшая лошадь.
Из темноты, как сломанное колесо, выкатился одноногий нищий в сырых лохмотьях. Стуча деревяшкой, он резво припустил за санями, догнал, побежал рядом.
– Туда!!! – закричал, разевая беззубую пасть. – Туда свернул!!! Не упусти, батюшка! Ай-ай!!!
Нищий споткнулся, рухнул, заелозил костылём по снегу.
Из переулка сыщиков вынесло на широкую улицу.
Наперерез саням Лавра Петровича вылетела из переулка тяжёлая, запряжённая четвериком карета. Из окна кареты смотрела Смерть – белый череп на чёрной маске. От неожиданности ищейка с силой потянул вожжи, кобыла взвилась на дыбы.
– А-а-а! – закричал второй ищейка.
Сани резанули боком фонарный столб. Полоз с треском отлетел, подвода накренилась, завалилась набок. Преследователей выбросило в сугроб. И стало тихо.
Лавр Петрович поднял голову, выплюнул снег:
– Фу-у ты, Господи… – только и сказал.
Просторное фойе Большого каменного театра ярко освещали плошки и жирандоли. Маслянистый блеск дрожал в подвешенных к потолку огранённых стёклышках, крепко связанных между собою тонкой железною проволокой. Пёстрой рекой, в которую будто набросали рваной цветной бумаги, из залы в залу, мимо картин и гобеленов, уныло текли маски. На стульях у стены покорно сидела лошадь. Некто с пёсьей головой пытался распутать ей пришитые к животу ноги.
Сквозь толпу пьеро, монахов и восточных принцев в костюме Домино спешила Аглая Андреевна. За ней, едва поспевая, тащился, позвякивая бубенцами, хмурый шут – Андрей Поликарпович.
– Где же он? – сказала Аглая Андреевна. – Как разобраться, папенька?
– Вразумись, Аглаюшка, – звякнул Андрей Поликарпович. – Нету его тут. А дома пирог с визигой. Здешний буфет супротив нашего пирога не выстоит. Танцев не будет. По императору Александру траур. Поехали домой, доченька.