«Центурионы» Ивана Грозного. Воеводы и головы московского войска второй половины XVI в. - стр. 10

Служба рязанским великим князьям после событий 1521 г. (о них разговор еще впереди) – не самая лучшая рекомендация в борьбе за право войти в узкий круг государевых приближенных, а значит, лишь в очень малой степени она могла поспособствовать карьере нашего героя на новом поприще. И еще одно следствие – поскольку разрядные записи не в последнюю очередь играли справочную роль при разрешении местнических споров^>47, то, соответственно, высокий или низкий статус при дворе государя определял частоту появления служилого человека в этих записях, число его «именных служб». И поскольку летописание при Иване Грозном велось с широким использованием документов из великокняжеских архивов – текущей разрядной и дипломатической переписки, воеводских отписок, сеунчей и пр., то и вероятность встретить служилого человека на летописных страницах снова зависела от его статуса в служилой и придворной иерархии.

Теперь можно вернуться обратно к личности Степана Сидорова и его биографии. И начать нужно будет с его родословной, ибо происхождение и генеалогические связи служилого человека в Московском государстве во многом предопределяли или его успешную карьеру, или же, по меткому замечанию А.И. Филюшкина, отличную возможность «бесцветно провести свою жизнь в бесконечных походах в «дальконных градах» либо сложить голову в «государевой опале»^>48. Согласно родословцам, дальним предком Сидоровых был некий Семен Федорович Кавыла (Ковыла), который «приехал» на службу к великому князю Василию Дмитриевичу из Литвы, а затем перебрался в Рязань к тамошнему великому князю Олегу Ивановичу^>49. А.А. Зимин полагал эту запись родословца ошибочной, поскольку, по его мнению, предок Сидоровых, некий боярин Семен Федорович, служил Олегу Ивановичу уже в 1371 г.^>50 Кроме того, и само «литовское» происхождение Сидоровых и ряда других рязанских родов вызывает, по мнению некоторых исследователей, сомнение. По их мнению, «это известие не вполне достоверно», поскольку отражает «психологию служилых людей XVI в., перешедших на государеву службу в Москву и стремившихся в этой связи утвердить себя через родовую легенду в среде старомосковского боярства»^>51.

Определенный резон в этом есть, но вместе с тем, по нашему мнению, сбрасывать со счетов версию родословца преждевременно. Прежде всего, эта запись была сделана в 40-х гг. XVI в., спустя примерно полторы сотни лет после описываемых событий. Сменилось не так уж и много поколений, чтобы память о тех временах забылась. Далее, С.Б. Веселовский справедливо указывал, что «для бояр XIV–XV вв. ведение родословных записей из поколения в поколение было не делом тщеславия, а необходимым условием ежедневной борьбы за свое положение»^>52. Попытаться приписать себе несуществующего предка в середине XVI в. было делом рискованным, совсем не то что в конце века XVII. Кстати, и сам А.А. Зимин отмечал, что рязанское боярство «складывалось на протяжении нескольких столетий и образовывало замкнутую корпорацию, тщательно охранявшую свои привилегии»^>53. Поэтому мы склоняемся признать правдоподобной версию о литовском происхождении родоначальника Сидоровых.

Нет ничего невозможного и в переезде Кавылы в Москву – почему бы не связать это событие с браком между Софьей Витовтовной и Василием Дмитриевичем? Отношения же между Москвой и Рязанью после того, как Сергий Радонежский в 1386 г. содействовал примирению московского и рязанского великих князей, наладились. Как отмечал Д.И. Иловайский в своей истории Рязанского княжества, «место ожесточенной вражды заступили родственные и дружеские отношения, при помощи которых Рязанское княжество продлило свое политическое существование еще на целое столетие с четвертью»