Центральная станция - стр. 22

Ибрагим подошел к свертку, тот агукнул. Старик вмерз в мостовую. Знакомый звук. Как-то раз Ибрагим наткнулся на волчонка, контрабандой привезенного из Монголии. Волчонок умер в неволе. Он издавал такие же звуки.

И все-таки Ибрагим шагнул ближе. Пригляделся.

На него смотрел ребенок. Обычный ребенок, каких видишь каждый день повсюду: в Яффе и на Центральной полным-полно детей. Только этот лежал в коробке из-под обуви.

Ибрагим опустился на колени. Коробка с дешевым брендом. Ясные зеленые глаза младенца лучатся, он темнокожий, волос на голове нет. Ибрагим уставился на ребенка. Вокруг – никого. Младенец рыгает.

Ибрагим протянул руку к мальчику – это был мальчик – опасливо, все еще недоверчиво. На Центральной надо всегда быть начеку. Мальчик поднял ручку в ответ. Умен не по годам. Они будто стремились к рукопожатию. Пальцы соприкоснулись. Ибрагима ударил поток данных, шедших словно по скоростной сети. Сознание заполонили образы. Невероятные. Виды с колец Сатурна. Битва четырехруких краснокожих марсианских Перерожденных в их виртуальной империи. Рабби на космолете, летящем в Пояс, молится в поле астероидов, в сырой комнатке внутри древнего шахтерского суденышка.

В прикосновении мальчика звучал токток блонг нараван, язык Иных.

Иной Ибрагима очнулся. Сказал: Какого…

Сознание Ибрагима не выдержало атаки. Инфобуря бушевала, отклоняясь к Иному, а тот схлопнулся, пытаясь совладать…

Одно ясное слово выпорхнуло из цифроворота, и Ибрагим раболепно скорчился…

Мессия…

Убери руку!

Легкое прикосновение ребенка лишило его свободы. Он сражался…

Младенец рыгнул и улыбнулся. Контакт пропал.

Ибрагим: Ты что-нибудь понял?

От Иного – ни образа.

Ибрагим:?

Иной, наконец-то:!

Ибрагим уставился на ребенка, и Иной – через глаза Ибрагима – сделал то же самое.

Одна мысль в обоих сознаниях:

Опять? Только не это!

Ибрагим мог бы сообщить об опасности. Транслировать посредством нода сигнал бедствия, чтобы тот поскакал по бесчисленным сетям, опутавшим этот город, эту планету, населенный людьми космос окрест, планеты, луны, кольца – и корабли Исхода тоже. Материализовались бы миротворческие машины, паукообразные, мехаубойный отдел двойного кодирования, ведь в буферной зоне иначе никак: Центральная отделяет арабскую Яффу от еврейского Тель-Авива. Глубоко зашифрованный цифровой спор о юрисдикции, анализ ДНК мальчика… Но уже по цвету глаз (торговая марка «Боуз», хакнутая, копирайту лет сорок, он по-прежнему защищен суровым законом) Ибрагим все понял. Мальчик был чан-рожденным; такое делали только на Центральной.

Программа выведения мессии? – вопросил приходивший в себя Иной.

– Понятия не имею.

Ибрагим сказал это вслух, но негромко. Младенец булькнул.

Это разумно?

– У тебя есть другие предложения?

Мне это не нравится.

Коммуникация ускорялась, речь замещалась закодированными образами, облаками смыслов. Обрубив цифропоток на середине, Ибрагим поднял ребенка.

– Мальчик, – сказал он, ни к кому не обращаясь, вспоминая иерусалимское убийство, будто это было вчера, – заслуживает другой судьбы.

Случилось это много лет назад. Мальчика назвали Исмаил. Его растили заботливо, как могли.

Ибрагим жил на гигантской свалке, обозначавшей границу Яффы и бывшего еврейского города Бат-Ям. Там обитали полуразумные машинки и роботники, все бездомные и никому не нужные.