Цена моего «Да» - стр. 5

На секунду закрыла глаза, и хотелось исчезнуть. Там, внутри, всё снова закручивалось – та же тяжесть, что и в ту ночь. Как будто должна, обязана, не имею права на отказ.

Но вслух я произнесла:

– Мне пора. Пациенты.

– Конечно. – Он отрезал, как ножом. – Работа важнее. Как всегда.

Связь оборвалась. Я убрала телефон в карман и стояла с закрытыми глазами ещё пару секунд.

Вдох.

Выдох.

Так тяжело, будто весь воздух в лёгких зацементирован.

Как же мне всё это уже надоело…

Но в коридоре скрипнула дверь, и медсестра помахала мне из палаты:

– Бриэль, мы готовы!

Я встряхнула головой, натянула улыбку. Пошла вперёд – с тем выражением, которое тренируешь перед зеркалом. Профессиональная, мягкая, уверенная.

Открыла дверь, вошла в палату.

Пациент – пожилой мужчина с повязкой на груди – посмотрел на меня с облегчением.

Я улыбнулась ему.

– Доброе утро. Как самочувствие?

Он кивнул, расслабляясь.

А я сидела рядом, будто всё было в порядке. Будто за дверью нет никого, кто ждёт, чтобы я снова стала “должной”.

Будто это моя жизнь.

И будто я ещё в неё верю.

Как только вышла из палаты и успела закрыть за собой дверь, экран телефона снова вспыхнул.

Антонио.

Второй раз за утро.

Где-то внутри у меня всё сжалось от тревоги.

Я знала: если не возьму – будет хуже.

Если возьму – не легче.

Смахнула вызов. Потом всё же нажала «перезвонить» – лучше самой, чем ждать его холодного, давящего тона.

– Да? – голос вышел тише, чем хотела. Даже покорнее.

– Наконец-то. – Его голос был гладким, как лёд. – Я уже начал думать, что мне теперь записываться к тебе через секретаря.

Телефон прижала к уху сильнее, стараясь не вздохнуть вслух.

– Я была с пациентом, Антонио. Мне правда некогда.

– А мне, значит, можно ждать? – он говорил спокойно, без крика. Но именно это пугало больше. – Я должен напоминать, кто спас твоего брата? Кто дал твоим родителям второй шанс? Или всё это забылось так быстро, как ты из дома уехала, не обернувшись?

Меня будто ударили.

Не по лицу. По позвоночнику.

Я знала, что он может быть жесток. Но всё не могла к этому привыкнуть.

– Это… – я сглотнула. – Это нечестно.

– Жизнь, Бриэль, вообще не про честность, – перебил он. – Ты это поймёшь. Или хочешь, чтобы я тебе напомнил?

Я не ответила.

Слова в горле – как куски льда.

Мне казалось, если скажу хоть что-то, то голос предаст меня – сорвётся, дрогнет, раскроет, как мне страшно.

Он молчал пару секунд, потом сухо добавил:

– Будь дома к семи. И, пожалуйста, без своего усталого лица. Я хочу нормально провести с женой время.

Связь оборвалась.

Я стояла в пустом коридоре, как будто на меня обрушилась бетонная стена.

Мне захотелось снять кожу, сжечь телефон, исчезнуть хоть на день из этой жизни, в которую сама себя заперла.

Он спас моего брата… Он дал мне “всё”. «А что забрал?» – спросила я себя в тишине. Ответ внутри был чёткий.

Меня. Мою жизнь. Мою свободу. Мое тело.

Я выдохнула через сжатые зубы. С выученной покорностью и тонкой, жалящей ненавистью к себе за это.

– Бриэль, седьмая палата, – позвала медсестра. – Приём. Новый пациент.

Я выпрямилась. Провела ладонью по лицу.

Стерла всё: страх, усталость, злость.

Открыла дверь, шагнула внутрь – как будто ничего не было.

В палате было светло – окно распахнуто, за стеклом шелестели голоса больничного двора. Мужчина с короткой стрижкой сидел на кушетке, спиной к солнцу, и от этого его лицо было чуть затемнено, но всё равно – открытое, расслабленное. Как будто он не боялся ни врачей, ни диагнозов.