Бывший папа. Любовь не лечится - стр. 35
- Доктор останется с нами на ужин, если ты не против, - тихая, но убедительная фраза вгоняет в ступор. Судя по реакции тещи, не только меня.
- Д-да-а, - ошеломленно тянет Наталья Петровна, хлопая ресницами, однако в квартиру меня не пускает. Осознав, что ведет себя совсем не так, как подобает гостеприимной хозяйке, в мгновение ока исправляется. – Да, конечно, проходите! Я подготовлю еще приборы и посуду.
Освобождает проход, а я стою как вкопанный, одной ладонью с силой сжимаю ручку Надиной коляски.
- Назар, ты согласен? – жена поднимает искристый взгляд на меня. - Поможешь? – кивает на мой окаменелый кулак, а потом на высокий порог, который ей сложно преодолеть в инвалидном кресле самостоятельно.
- Кхм-кхм, да… - часто дышу, надавливая на спинку и приподнимая передние маленькие колеса, а следом – основные большие. Вкатываю коляску в коридор. Плечом захлопываю за нами дверь. - Конечно, благодарю за приглашение, но...
- Останься, пожалуйста, - повернувшись, Надя накрывает мою кисть с побелевшими от напряжения костяшками своей аккуратной, прохладной ладонью.
- Какие люди, - нарушает паузу хриплый, грубый голос тестя. - Добрый вечер.
- Здравствуйте, Геннадий Андреевич.
Обмениваемся сухим, быстрым рукопожатием. Буравим друг друга взглядом. Он будто укоряет меня в чем-то, но я в упор не вижу своей вины ни перед ними, ни перед Надей. Впрочем, для родителей бывшей жены я, наверное, так и останусь нежеланным зятем.
- Мама, поможешь мне переодеться? – неловкую тишину разрывает Надя. – Я не могу пойти к сыну сразу после улицы. Да и Назару не помешала бы сменная футболка. Мы промокли по пути к подъезду. Пап?
Заметно, что Надя нервничает и суетится, пытаясь снизить градус напряжения, что зашкаливает и грозит большим взрывом. Не придумывает ничего лучше, кроме как занять каждого из нас делом и развести по разным углам воображаемого ринга. Прием срабатывает.
- Ладно, пойду найду для тебя что-нибудь, коль не брезгуешь, Богданов, - с сарказмом бросает тесть, когда Надя с матерью скрываются в комнате.
- Никогда не брезговал, - парирую спокойно.
- Подожди на кухне, - указывает рукой направление, хотя я и так помню планировку квартиры. - Присаживайся, располагайся, чувствуй себя, как дома. Вроде, не совсем чужой.
Развернувшись, шоркает в сторону спальни, а я скидываю мокрую куртку, вешаю на крючок, однако не спешу идти на кухню. Замираю в коридоре, будто пытаясь слиться с интерьером. Озираюсь, как вор.
Знаю, что квартира трехкомнатная. Взгляд устремляется в самую дальнюю дверь, плотно закрытую. За ней – компактное, уютное помещение, которое логичнее всего было бы обустроить под детскую. Скорее всего, именно там сейчас и спит Назарка, наш с Надей сын.
Больно. Мозг по-прежнему не может принять ситуацию. Ломается. Ноги машинально ведут меня прямо, пока я чуть ли не упираюсь лбом в деревянное полотно.
Перевожу дыхание. Из-за двери доносится детский плач.
Сын проснулся?
Его зов действует на меня гипнотизирующе. Не замечаю, как врываюсь в комнату – и нависаю над кроваткой. Внутренние предохранители сгорают, дальше включается автопилот.
Хватаю влажные салфетки с пеленального столика, вытираю руки. Закатываю рукава, будто готовлюсь к операции. Подцепляю одну из чистых, выглаженных пеленок, чтобы прикрыть ей рубашку. Работа в больнице приучила меня к стерильности, так что провожу комплекс мер, не задумываясь.