Размер шрифта
-
+

Бывший муж - стр. 45

Я покосилась на младенца - чужая девочка у меня тоже имелась. Илья рассказал о том, что папа показал ему шрам на спине. И сказал, что шрамы украшают мужчину. А потом кто-то из персонала велел закругляться. У меня сердце сжалось, но разговор пришлось прервать. 

Я растерянно на часы посмотрела - уже темнеет. Набрала номер Ярослава, думаю, уже можно, но он не брал трубку. Катя снова проснулась и уставилась на лампу, этому ребёнку очень нравилось смотреть на свет. Мне эгоистично не хотелось возиться с нею, поэтому я свет выключила, в надежде, что она уснет снова. Тогда девочка нашла глазами светящийся дверной проем. 

Я закрыла дверь в коридор. Проверила домофон, включён ли, я часто его выключала, ребята звонили Илье без остановки. Все нормально. Проверила телефон, чтобы был на полной громкости. Оставлять ребёнка одного было боязно - он чужой, ненужная мне ответственность, за чужого всегда страшнее. Я пристроилась рядом, так, чтобы спинка кресла загораживала меня, и рассеянный свет телефона и принялась с него читать. 

Странная малышка молчала, даже не слышно, как сопит, наверное, уснула. У меня сна не было ни в одном глазу - кошмарный выдался день. Я прокручивала его и так, и эдак, думала, как лучше рассказать отцу, чтобы не звучало слишком страшно. Иногда звонила Ярославу. Трубку не брал. 

Уснула я нечаянно. Сама не заметила даже. Снился мне, предсказуемо, Илья. Он маленьким был совсем, месяца два, может три. Я его несла на руках, а он такой тяжёлый, просто невыносимо, мои руки затекают и немеют. Илья плачет, наверное, голоден. А может ему больно? Я знаю только, что мне его нужно нести дальше. На его плач грудь наливается молоком и болью, я чувствую, как на мне мокнет футболка. 

Я уставилась в темноту комнаты. Пробуждение было таким же резким. Грудь, казалось, ломило от переполняющего её молока - таким ярким был короткий, нечаянный сон. Плакал ребёнок. Тихо, безутешно. 

Я сработала на автомате. Потянулась к ребёнку, взяла маленькое лёгкое тельце, расстегнула домашнюю рубашку у себя на груди. Чертыхнулась в темноте, потянулась и щёлкнула выключателем настольной лампы. 

И только потом поняла. Чужой младенец лежал у моей обнажённой груди, которой я не кормила уже больше семи лет, и казалось, впервые выглядел по настоящему заинтересованным. Меня затопила волна отвращения, брезгливости и густо замешанной на этом жалости. И… парализовало словно. 

А до малышки, которая похоже никогда не видела груди, наконец дошло, что это такое. Что это можно сосать, да. Сначала она лежала, касаясь груди щекой, а теперь повернула голову, ротик приоткрыла, я почувствовала её губы на соске, и… 

— Черт! - воскликнула я. 

Меня обуяло невыносимое желание просто отбросить от себя ребёнка. С ним я справилась, с трудом. Осторожно отложила младенца на постель и резко отскочила в сторону, словно от заразного. Торопливо застегиваю рубашку, руки трясутся, пальцы путаются, а в голове - черт, черт, черт!!! А ребёнок - плачет. 

Девочка плакала. Сердито лицо сморщила, открыла беззубый рот. А я вдруг подумала, что сын у меня там, в больнице, тоже совсем один, как эта малышка. И что если он будет плакать, его слезы могут не вызывать никакого отклика у равнодушных людей. Им будет просто все равно. 

Страница 45