Бывшие. Любовь с осложнениями - стр. 7
– Ну всё, всё, Женёк, – вздыхает и, отложив печеньки, сгребает меня в свои неуклюжие объятия. Осторожно гладит меня по волосам, и я почти верю, что всё будет хорошо. – Тебе нельзя нервничать, забыла? Мы же врачи. Кому, как ни нам, знать о влиянии психосоматики, а?
Дверь сестринской с шумом открывается.
Мы втроём вздрагиваем, словно застуканные на чём-то противозаконном.
– Вот, Богдан Андреевич, комната отдыха для персонала. Такие есть на каждом этаже… – Олег Викторович широким жестом обводит комнату.
Руки Расула напряжённо сжимаются на моих плечах.
Ритка зависает с полным ртом крекеров, перестаёт жевать.
В дверях стоит Богдан.
Его неласковый взгляд скользит медленно по моему лицу, опускается ниже к плечам и сканирует нашу с Расулом недвусмысленную позу.
Чёрт…
Глава 5
Женя.
Мы с Расулом отскакиваем друг от друга, как две отрицательно заряженные частицы.
Чувствую, как пылают мои щёки от стыда, словно после нехилой пощёчины.
Кажется, даже воздух в комнате застывает неподвижно, изумлённый тем, как глупо я снова сама себя подставила.
Это дар, Титова! Это дар…
Мне хочется оправдаться и закричать, что это вовсе не то, чем кажется, но, чёрт возьми, как-то слишком много в наших отношениях этого «не то, чем кажется».
Хотя о чём это я?
Никаких отношений между нами нет. Богдан просто меня ненавидит.
Ненавидит, да.
Не нужно быть ясновидящей и уметь читать мысли, чтобы понять это. Ведь все его мысли на мой счёт совершенно красноречиво отражаются сейчас на его лице: нос чуть сморщен у основания, губа сложены в кривую линию. Взгляд прищуренный, колючий. И серые глаза сейчас – не меланхоличное осеннее небо, а стальное лезвие скальпеля, препарирующего меня наживую.
У Богдана такой вид, словно ему здесь нестерпимо воняет и его вот-вот стошнит.
Он даже не пытается скрыть презрения.
Холод, сквозящий в нём, проникает под кожу, буравит мясо и вонзается в кости.
И в моей голове не рождается ни единого сценария, в котором Богдан бы согласился выслушать мои сбивчивые объяснения насчёт прошлого. Ни единого.
– Как видите, Богдан Андреевич, всё здесь продумано для удобства и полноценного отдыха наших врачей, – наконец откашливается Олег Викторович, стараясь сгладить неловкость.
Он знает, что мы дружим. Не надумает себе всякого непотребного.
А вот Богдана в обратном будет очень сложно убедить.
– Да уж, – хмыкает Ларионов. – Миленько у вас тут.
Богдан бросает последний шипастый взгляд в мою сторону, разворачивается и выходит.
Олег Викторович коротко постукивает по часам на запястье, без слов напоминая о том, что скоро начнётся амбулаторный приём.
Дверь захлопывается.
Лицо Богдана всё ещё стоит перед глазами, будто выжженное на сетчатке пятнышко после яркого света.
Сдавленно выдыхаю, отворачиваюсь и зажмуриваюсь.
Зачем он здесь? Зачем жизнь снова сталкивает нас?
Голос Олега Викторовича постепенно удаляется и стихает.
– Да уж, дело дрянь… – Нарушает тишину Рита. – Похоже, он действительно тебя ненавидит.
Расул молча и виновато поджимает губы, будто он только что всё испортил.
Тянусь по дивану к пачке с печеньем, зло засовываю одно в рот. Жую, не чувствуя вкуса.
– Всё, – категорично отрезаю. – Я больше не хочу это обсуждать.
Рита размыкает губы, чтобы что-то сказать, но я уже вылетаю из сестринской.
По коридорам клиники тянется лёгкий запах антисептика. Привычный, почти успокаивающий, хотя сегодня он совершенно не помогает.