Бывшая Москва - стр. 36
— Знаешь, всех настоящих изобретателей современники считали сумасшедшими.
— Может быть. Только он ведь не изобретает. Скорее, пытается восстановить то, что изобрели гораздо раньше.
— В наше время это можно считать изобретением. Богдан, кстати, не рассказывал, как за нами на обратном пути стражники погнались?
— Забыл, наверняка, тут же. А что случилось?
— Да ничего особенного. Два каких-то старикана увидели, что мы с сумками идем, заинтересовались. Ну, мы и рванули от них.
— Понятно. Сейчас вообще на улицы столько стражников повылезало... Даже в тех местах, где обычно не появляются.
— Надеюсь, в двадцатых секторах спокойно?
— Пока да. Я туда на днях наведывался. Все тихо-спокойно. То есть жизнь бурлит, но стражников нет.
Оба замолчали, и стало отчетливо слышно, как шуршит грифель по бумаге. Маша слегка подустала сидеть без движения, однако боялась пошевелиться, чтобы Захар не передумал ее рисовать.
Тишину прервало галдение птичьей стаи, которая стремительно промелькнула за окном. Птиц в Городе становилось все больше. То ли слетались из окрестностей, то ли начали размножаться с небывалой прежде скоростью. Кружили над крышами, шумно рылись в помойках, без устали носились в хмуром облачном небе. Мелкие птахи задорно щебетали и порой дрались между собой так, что пух и перья разлетались по округе.
— Целый день туда-сюда носятся, — недовольно бросил Макс. — Не галки с воронами, а какие-то мутанты оголтелые.
— Какие еще мутанты? Птицы и должны летать. Это же здорово, что природа оживает. Когда мы были маленькими, их не видно было, а сейчас полно. Город не может все время стоять мертвым. Наступает подходящий момент и…
— Ты у нас известный любитель природы… Между прочим, к Богдану не собираешься?
— В принципе можно, если только он и меня не пошлет.
— Тебя не пошлет, ты же самый умный из нас после него, он тебя уважает. Отнеси ему жратвы, а то ведь загнется. Сам-то не вспомнит. Гелька с утра пораньше макароны отварила с консервами и травой своей, которая на подоконнике растет. Вроде не очень отвратно, мы ели.
— Ладно.
Макс с Яном вышли на кухню, Захар отложил карандаш.
— Все, достаточно, хватит для первого раза.
Маша потянулась к эскизу, но автор его моментально перевернул и засунул в низенький шкаф с открытыми полками.
— Не смотри пока, потом покажу, когда уже что-то определится.
— А ты все время рисуешь? То есть я хотела спросить — с детства?
— Сколько себя помню. В школе мне вечно за это доставалось. На уроках преподов рисовал. Не в парадном виде, само собой. Однажды в выпускном классе за это чуть не вытурили. Уже готовили мне прямой путь в карьеры. Крупно повезло, что в последний момент передумали почему-то.
— У нас тоже из класса троих мальчиков туда отправили. С тех пор их больше никто не видел. Родители еще какое-то время, кажется, ездили на свидания, а потом перестали.
— Да уж, кто туда попал — отрезанный ломоть.
Маше было горько вспоминать давнее школьное происшествие. С одним из тех сосланных учеников они почти дружили. Во всяком случае, она старалась по возможности стирать его имя из списка опоздавших или прогулявших уроки, когда дежурила. А он не позволял другим мальчишкам дергать ее за косы и помогал пробиваться в очереди за продуктовым набором по ученической карточке.