Бытие техники и сингулярность - стр. 43

Другие – не столь юмористические – персонажи начинают, наоборот строить сегодня средневековую теократию или пытаются загнать всех в сельский вариант города-солнца. Или в религиозную коммуну с употреблением наркотиков. Вообще тоталитарные секты, которые продолжают существовать после исчезновения харизматичного лидера (или после утраты им авторитета), идеально укладываются в схему. Как превратить современных людей в средневековых по уровню образования крестьян, понятно. Как будут себя вести люди с промытыми мозгами, предсказать сравнительно легко.

И также легко заметить, что преимущественно такие перекосы в сторону необходимости реализуются в догоняющих (скажем, индустриализация в СССР и в Китае) или в деградационных проектах. Когда воплощаемая модель уже была опробована и ее можно реализовать за счет траты каких-то доступных ресурсов.

Платой за своеобразную легкость воплощения будущего, за «шпаргалку истории» вступает сложность послезавтрашнего развития. Когда будет реализован некий проект, вдруг выяснится, что перейти от него в будущее чрезвычайно сложно. Критически недостает той самой субъектности. Ее растрачивают на предыдущих этапах, когда реализуют «каноническую» модель.

Можно сказать, что фанатизм – религиозный, экономический, идеологический – в итоге подавляет собой не только факты, но и субъекта, собственного носителя.

Как это явление проецируется на индустрию, отдельные технические изделия, отрасли?

Оно дает образ войны – одного из самых технологичных и одновременно самых стохастических процессов. Не обязательно со взрывами, но непременно с уничтожением противников. Затраты на воплощение желаемой модели – необходимые жертвы, без них не обойтись – оказываются менее значимы, чем затраты по осознанию окружающего мира или управлению им в рамках уже запроектированного решения ситуации.

Эти примеры перекосов в прогнозировании не исчерпывают всех вариантов. Ошибки бесконечны. Они лишь показывают, что футурологу требуется держать в памяти не просто несколько сценариев событий, но понимать, что переходы от субъекта к объекту, от возможности к действительности могут быть очень разными. И объект прогнозирования существует одновременно на нескольких системных уровнях.

У ошибочного восприятия любых революций есть своя шкала заблуждений, которая очень хорошо отражает историю иллюзий.

Самая желаемая ошибка для традиционного общества – «что было, то и будет». Железобетонная стабильность. Простое воспроизводство, когда дети наследуют родителям, и основные цели в жизни – ощущение тех радостей, которые индивид может получить в каждом цикле своей жизни.

Поколения семьи в одном доме. Сельская община. Полис.

Революция как глобальное изменение воспринимается сквозь призму религии. Отражает предельно большие циклы и строится по иррациональным основаниям. Такими были религиозные группы милленариев – христиан, ожидавших (и ожидающих) конца света к определенной дате.

От этой мечты стали отходить в XVII–XVIII веках, когда стало ясно, что технический прогресс и рост потребностей составляют как бы двойную спираль и рост одного неизбежно влечет рост другого [224]. От античного и средневекового представления о соотношении естественного и искусственного к бэконовским «знание – сила» и представлениям о природе как о пассивном поле человеческой деятельности. Мир – это мастерская, а человек в ней работник. Рождается принципиально другой образ – стабильность постоянного роста, причем в максимально большом количестве отраслей.