Бытие техники и сингулярность - стр. 18
Например, Ф. Г. Юнгер, пытаясь выйти из порочного круга инструментального определения, объявляет технику самоцелью, самодостаточным началом: «Целесообразность всегда и везде относится только к средствам, но не к достигаемой цели. Лишь в том случае, когда достигнутая цель становится средством для достижения новой цели, она в своем новом качестве средства становится целесообразной. Иными словами это отношение можно выделить так: в сфере техники существует лишь техническая целесообразность» [278, с. 121]. Подобная попытка попросту объявить средство единственной целью техники требует либо резко сужать сферу технического (фактически до предметно-орудийной деятельности), либо объявлять потребности человека целиком техническими (а это заведомая ошибка).
Г. Маркузе прямо указывал на переворот, совершенный в отношениях человека и инструмента: «Непрерывная динамика технического прогресса проникнута теперь политическим содержанием, а Логос техники превратился в Логос непрекращающегося рабства. Освобождающая сила технологии – инструментализация вещей – обращается в оковы для освобождения, в инструментализацию человека» [141]. Но опять-таки Г. Маркузе требовал освобождения индивида, техника не в состоянии «освоить» категории любви, надежды, ненависти и т. п. Подчиняясь лишь машине общества, человек и становится «одномерным».
Однако попытки расширить представление о технике (углубив тем самым ее смысл) никогда не прекращались и принимали порой странные формы. Й. Хейзинга в предисловии к своей книге «Homo ludens» указывает, что его определение «игровой элемент культуры» несколько раз пытались исправить на «игровой элемент в культуре», и ему приходилось доказывать, что игра старше культуры, и это более широкое понятие, ведь животные играли еще до появления человека [248, с. 10]. То есть ставится вопрос, что некая практика, характерная для человека и отождествляемая преимущественно с ним, может быть старше человечества. Аналогично с техникой: животные строили плотины и использовали палки еще до появления человека, и даже если оспаривать техническую сущность гнезд и ульев, то невозможно не признать, что человек эволюционировал одновременно с техникой, и род людской никак не старше тех примитивных рубил, которыми пользовались австралопитеки.
Определение сущности технического, которое бы не сводилось к человеку, стало актуальной проблемой технократизма. Она решалась различными путями.
В рамках марксисткой традиции естественным было рассмотрение качества техники как особой формы движения или организации материи – и если человеческое общество качественно отлично от простой суммы индивидов, то техника в целом должна отличаться от суммы инструментов. Например, В. П. Каширин сделал вывод, что «Техника – это прогрессирующая подсистема социальной формы материи, которая исторически сложилась для целесообразного изменения вещества, энергии и информации, в которой способ связи компонентов (структура) определяется технологическими функциями» [97, с. 148–149].
Еще дальше пошел Б. И. Кудрин: «Определим технику как часть технической реальности: техника является изделием или совокупностью таких изделий, где каждое определяется алгоритмическим документом. Под изделием понимают предмет, совокупность предметов производства той или иной технологии… Документ – материальный объект, содержащий закрепленную информацию (обычно с помощью какой-либо знаковой системы на специально выбранном материальном носителе) и предназначенный для ее передачи или использования…» [109, с. 283].