Быр-наш! Политический памфлет - стр. 10
– А то как же! А пишешь ли что?
– Пишу, да что толку? Цензура все равно ни черта не пропускает!
– А и все же не прекращай! Ни на минуту не останавливайся! Ведь слог твой, голос твой – все это достояние России.
– Ну полноте, хвалить-то! Вот лучше представьте-ка племянницу свою.
– Чего уж представлять, коли и так все знаешь?
– Ну так ведь то слухи – а то живое общение.
– Ну изволь. Анна Петровна Керн.
Миловидная голубоглазая светловолосая девица очевидно смутилась под жарким карим взглядом поэта, отчего на щеках ее выступил легкий румянец. Она, смущаясь, подала Александру Сергеевичу руку для поцелуя, а он только и смог, что припасть к ней и до неприличия долго целовать.
– Ну полноте, Александр Сергеевич…
– Не обессудьте. Нету никакой возможности оторваться, словно к живительному роднику приник.
– Ох уж… Настоящий поэт…
– Однако же, прошу к столу, где и познакомитесь с остальными моими гостями.
Через минуту поэт рекомендовал своих приятелей Полине Андреевне и Анечке. Надо сказать, что приятели эти немало удивили и можно даже сказать смутили столичных гостий своим внешним видом. Вернее, цветом кожи. Все они были черны как смоль. Первой не удержалась от восклицания Полина Андреевна – возраст позволял ей бывать несдержанной в таких ситуациях.
– Однако, батюшка мой! Отчего друзья твои черны как смоль?
Поэт расхохотался:
– А Вы, верно, позабыли, кто был мой дед? Абрам Петрович Ганнибал – помните такого?
– Помню, только ведь он твой прадед!
– Да и дед недалеко ушел. А были они – чистейшие эфиопы. Чернее государевой шляпы. Приехали в России стараниями государя нашего Петра Алексеевича…
– Это нам известно, однако, признаться мы считали, что все это – не более, чем красивая экзотическая легенда. Ведь Осипа Абрамовича, упокой Господь его душу, все мы знавали – ни дать ни взять еврей.
Пушкин рассмеялся пуще прежнего.
– Э-фи-оп, – проговорил он по слогам, глядя в глаза собеседнице. Причем тон его был таков, что не допускал даже намека на спор. – Так вот знакомьтесь. Ктутту. Мой старинный приятель и дальний родственник по линии покойного деда. Прямо из Аддис-Абебы к нам. А вот это – Менгисту. Тоже замечательный парень. Добрый друг и соратник по разного рода кутежам и хулиганствам светским. И наконец – Зиенда. Картежник, каких свет не видывал. Думаю, Полина Андреевна, Вам небезынтересно будет с ним сыграть. Но держитесь, однако же, говорю Вам, зная страсть Вашу к азартным играм – обыграет и отца. Прошу к столу, господа…
После традиционного перекуса перешли к обсуждению светских новостей, из которых новости, связанные с жизнью поэта интересовали Полину Андреевну более всего.
– А скажи нам, Сашенька, как это ты после аудиенции у Милорадовича жив остался? Ведь знаменит наш градоначальник своим крутым нравом в отношении вольнодумцев…
Вспомнив злосчастную встречу, поэт опустил глаза. Словно событиями вчерашнего дня вновь явились перед ним кабинет Милорадовича, его стальные серые глаза и такой же стальной, холодный голос, который зачастую становился для его посетителей последней трубной музыкой, провожавшей их на каторгу, а то – и на казнь.
… – И как прикажете это понимать? – потрясая в воздухе газетами с публикациями пушкинских эпиграмм на Аракчеева и государя императора, вполголоса гремел Милорадович. Да, ему и повышать тембр не требовалось, чтобы вселить в посетителя вселенский ужас и заставить его трепетать.