Размер шрифта
-
+

Бусый Волк: Книга 1. Кузница ветров. Книга 2. Берестяная книга - стр. 45

на конце в умелых руках на щите оставляет отметины, человеческое же тело – рубит.

Может, и не собирался Резоуст этим ударом непременно перерубить ноги девчонке, но если бы вышло такое, огорчаться явно не стал бы. Кончилось лицедейство! Сама напросилась – мамке не жалуйся. Красивое лицо Резоуста исказил торжествующий оскал, и Бусый успел подумать: заметил ли кто-нибудь, кроме него самого, как мало человеческого в этом оскале?..

Резоуст хорошо знал, заранее видел внутренним взором, чему надлежало сейчас произойти. Девке, что бы она ни сотворила, конец. Отскочить она уже не поспеет. Пусть попытается, всё равно без толку. Всё равно летящее в ударе копьё окажется проворнее. А коли – чего не бывает! – вдруг хватит ума и ловкости поймать удар своим копьём, это тоже её не спасёт. Потому что, слившись с первым, прилетит второй удар, и от него ей уже точно не будет никакой обороны.

Потому что великий мастер, выучивший Резоуста, ей и веника бы не доверил двор подметать…

Осока не стала ни испуганно отскакивать от удара, ни подавно ловить несущееся копьё. Ей вправду было далеко до мастерства, явленного Резоустом, но она об этом не думала. Не заботило её и желание уцелеть в святом поединке. Она вошла в Круг, чтобы убить, а всё остальное было не важно. Она не очень-то и заметила Резоустов неодолимый удар. Не смотрела Осока на копьё в руках Резоуста. Смотрела только на него самого, а что он там выделывал с копьём, её занимало меньше всего. Не Резоустово копьё собиралась она убить, а самого Резоуста. С ним и билась, не с копьём.

Ей было внятно лишь то, что враг вдруг подался навстречу, стал досягаем. Ох, не к Осоке метнулся Резоуст, а к своей собственной смерти, встреченной им в её, Осоки, обличье!

Белки и Зайцы, стоявшие за чертой Круга, увидели, как Осока сама прянула навстречу удару. Прянула, о защите и не помышляя. Вложила во встречный, исконно веннский таранный удар всю мощь тела, подброшенного безоглядным прыжком.

Такие удары насквозь пробивают щиты. Да вместе с хозяевами, кольчуги там, не кольчуги.

И кончился этот миг.

И наступил следующий.

Как Резоуст сумел уцелеть, толком понял, может, разве один Соболь. А сумел он взметнуть оскепище над головой, оставляя наконечник косо направленным вниз и вперёд. Удар Осоки нельзя было остановить, его можно было только подправить, пустить мимо себя, и Резоуст совладал. Копьё девки скрежетнуло по копью Резоуста и ушло в пустоту. Так дождевая струя, падая с небес, скатывается с островерхой крыши, минуя тёплое и сухое жилище.

Да только и промахнувшаяся Осока не подумала останавливаться. Резоусту бы вспомнить, как на Потешном поле веселилась она с Колояром, как движение рождало движение, вспомнить бы да поостеречься… Не вспомнил. А ведь сейчас Осока шла не играть. Она шла бить его насмерть, бить, пока он не умрёт. Или пока не умрёт она сама.

И Осока, не останавливая, а, наоборот, продолжая посунувшийся мимо цели удар, прыгнула дальше, увела копьё вверх… И как топор обрушила его на противника. С небывалой силой обрушила. С желанием убить или умереть.

Такому удару не смог противодействовать даже косой клин, вновь умело подставленный Резоустом. Всему есть предел! Два тяжёлых копья разлетелись в щепы, люди за Кругом шарахнулись от брызнувших куда попало осколков. Старый мономатанец качнулся вперёд, закрывая своим телом Ульгеша, и стал вдруг медленно оседать в снег. Мальчишка подхватил Акануму, но не смог удержать.

Страница 45