Бурный финиш - стр. 23
– Когда получишь титул, можешь от него отречься, – спокойно сказал Саймон. Он заметил на стойке булавку и, машинально подобрав ее, воткнул себе в лацкан. За ним водилась такая странная привычка, из-за чего он был утыкан булавками, словно портной.
– Могу, но не отрекусь, – отозвался я. – Единственно, ради чего такое следовало бы сделать, – это если ты хочешь баллотироваться в палату общин, но мне это ни к чему. Я не политик. Отречение из-за других причин – это капитуляция. Я хочу, чтобы окружающие поняли: граф такой же человек, как и все остальные, и имеет с ними равные права.
– Но если ты преуспеешь, то все будут говорить, что дело в титуле, а не в таланте, – заметил Саймон.
– Верно, но есть парочка принцев, несколько сыновей герцогов и я... мы живем похожей жизнью. Я думаю, если мы не сдадимся, в конце концов к нам будут относиться как к личностям, а не как к носителям титулов. Еще пива хочешь?
– Очень хочу, – усмехнулся Саймон и добавил: – Первый раз слышу, чтобы ты так много говорил.
– Это все из-за Билли. Не обращай внимания.
– Это будет не так-то просто сделать.
– Знаешь, какая странная вещь случилась? Я весь в синяках, но на лице у меня ни царапинки.
Саймон подумал, отпил пива и сказал:
– Если бы он тебя разукрасил, у него были бы неприятности.
– Скорее всего.
– Ты не расскажешь об этом Ярдману?
– Нет.
– А почему?
Я пожал плечами и сказал:
– Может, потому, что Ярдман ждал чего-нибудь такого. Он отнесся очень иронически к моей просьбе дать мне работу. Он, похоже, догадывался, что рано или поздно я столкнусь с Билли. А вчера он не сомневался, что Билли мне задаст. Он даже по-своему меня предупредил.
– Что ты станешь делать?
– Ничего.
– А если еще раз придется лететь вместе с Билли? Ведь такое вполне может случиться.
– Может. Но тут уж все зависит от него. Я ему сказал это открытым текстом. Я никому ничего не скажу, как не сказал вчера. Но спускать ему такое не собираюсь. Полезет – получит сдачи. И уж из-за него я с работы не уйду.
– А на вид ты такой тихий и кроткий. – Саймон криво улыбнулся, уставясь в опять опустевшую кружку. – Похоже, – добавил он меланхолично, почти печально, – что кое-кто в фирме Ярдмана сильно ошибся на твой счет, Генри.
Я пытался заставить его объяснить, что он имел в виду, но из этого ничего не вышло.
До четверга поездок не было, и в среду я отправился на скачки. Мне предложили выступить в скачке молодых лошадей, и на сей раз отказ мне стоил особых усилий.
– Не могу, – сказал я, сделав все, чтобы мой отказ не был сочтен за грубость. – Я имею право участвовать в пятидесяти профессиональных скачках за сезон, а мне еще предстоит выступать в Челтенхеме и Уитбреде. Если я буду выступать сейчас, придется отказаться от больших призов. Но все равно спасибо за приглашение.
Мой собеседник понимающе кивнул и поспешил на поиски кого-нибудь другого. С немалым неудовольствием я наблюдал через два часа, как его лошадь с большим отрывом выиграла скачку. Зато в виде утешения меня вскоре остановил грузный человек с проницательным лицом. Мы были знакомы весьма отдаленно, и я лишь знал, что это отец одного из неплохих жокеев-любителей. Отец и сын владели полудюжиной скаковых лошадей, которых они заявляли только в любительских скачках, добиваясь неприлично высоких результатов. Но в тот день мистер Текери, крупный фермер из Шропшира, выказывал признаки нерешительности и беспокойства.