Бурный финиш - стр. 25
Эта лошадь путешествовала из Норвегии. Проведя ночь в Англии, она снова отправилась в путь. Конечным пунктом была Виргиния. Новый владелец оплатил дорогу норвежскому конюху, чтобы с его приобретением ничего не случилось. Покупка явно не стоила такой опеки, размышлял я, поглядывая на лошадь и проверяя ее соседку. Вялая кобылка со слабой шеей, с мохнатыми щетками, что заставляло заподозрить среди ее предков упряжных лошадей, да и угловатые коленки никак не указывали на резвость.
Норвежские лошади давно утратили славу лихих скакунов, хотя скачки как спорт изобрели именно викинги. Они расставляли всевозможные ценные предметы на разных расстояниях от места старта. Затем лошади выстраивались в ряд, и скачка начиналась. Чем дальше находился предмет от старта, тем выше была его ценность, и потому каждый наездник мог заранее решить, на что способен его скакун, что в нем преобладает: резвость или выносливость. Ошибка в расчете означала, что наездник останется вообще без приза. В Норвегии тысячу двести лет назад быстрая выносливая лошадь стоила целое состояние. Но длинноногие гладкошерстные потомки тех косматых пони не очень котировались в сегодняшнем чистокровном коневодстве.
Похоже, размышлял я, американец заплатил за долгое путешествие такого невзрачного коня исключительно из сентиментальных соображений.
Я спросил у пожилого норвежского конюха, все ли в порядке, и он ответил на ломаном английском, что он вполне доволен. Он остался сидеть на брикете сена, безучастно глядя перед собой, а я стал обходить лошадей.
Лошади мирно жевали и не подозревали, что несутся в вышине со скоростью шестьсот миль в час. Ощущение скорости пропадает, если ничего не мелькает за окном.
Без приключений мы совершили посадку в аэропорту Кеннеди, где в самолет поднялся жующий резинку таможенный чиновник с тремя помощниками. Говорил он медленно, через слово вставляя «э-э», но документы и лошадей осмотрел очень придирчиво. Наконец мы могли начать разгрузку. Прежде чем ступить на американскую землю, все лошади должны были пройти через площадку с дезинфицирующим средством, и, проводя через нее лошадей, я услышал, как таможенник спросил у норвежца, есть ли у него разрешение на работу, на что тот ответил, что приехал не работать, а отдохнуть две недели благодаря любезности нового владельца. Я и сам оказался в Америке впервые и позавидовал норвежцу с его двухнедельными каникулами. Из-за пятичасовой разницы во времени сейчас было шесть часов по местному времени, а поскольку мы отправлялись назад в шесть утра, то у меня оставалось на Нью-Йорк девять часов. И хотя организм мой уже был готов отключиться, я не собирался тратить эти часы на сон.
Единственно неприятным было то, что мне не хотелось начинать новый рабочий день со слипающимися глазами. Билли зевал не меньше моего, сооружая очередной бокс, и только пожилой Альф успел отдохнуть. Поскольку он почти ничего не слышал, даже если кричать ему в ухо, мы трудились в полном молчании, словно роботы, погрузившись каждый в свои мысли, далекие друг от друга, как полюса магнитов. Одинаковые полюса отталкиваются, разные притягиваются. Мы с Билли были два холодных Северных полюса.
Обратно мы возвращались с полным грузом, как это было заведено у Ярдмана. Он не любил порожних рейсов, особенно межконтинентальных. Поэтому он не ленился обзванивать клиентов, чтобы обеспечить полную загрузку. Владельцев это устраивало – в таком случае Ярдман предоставлял им скидку. Тимми и Конкер не одобряли этой практики, и теперь я понял почему. Человеческий организм не любит фокусов со временем. Но где-то над Атлантикой мою сонливость и усталость как рукой сняло. Я впервые столкнулся с лошадью, разбушевавшейся в полете.