Размер шрифта
-
+

Бульварное кольцо – 3. Прогулки по старой Москве - стр. 16

Другое безобразие обошлось без сложной техники: «21 июня дворник дома страхового общества „Россия“, на проезде Сретенского бульвара, кр. Митин, увидал спавшего в своей пролетке пьяного извозчика кр. Николаева, и разбудил его. Николаев рассердился, что его разбудили, соскочил с козел, набросился на Митина и стал наносить ему побои, причем вырвал у него пук волос из бороды и искусал ему правую руку. Извозчика отправили в участок».

Или такой во информационный повод: «Сегодня в три часа утра боевой отряд революционеров имел у Сретенского бульвара столкновение с полицией. Двое околоточных ранено, один городовой убит, шесть революционеров с револьверами задержано.

Этот бульвар, так же, как и предшествующие, удостоился нашего пристального внимания в предыдущих книгах, посвященных Лубянке и Мясницкой улицам. Впрочем, не упомянутым остался дом архитектора А. Г. Григорьева в Милютинском переулке (дом №8) – одноэтажное здание 1843 года постройки.

Интересен и дом 3 по Малому Головину переулку. Сравнительно недавно к нему можно было проскочить сретенскими дворами, но сейчас лучше воспользоваться Костянским переулком – многое перегорожено.

В этом доме с 1881 по 1885 годы проживало семейство Чеховых. Антон Павлович, в то время, был пусть еще не маститым, но все же писателем. В частности, в этот дом однажды пришел Н. Лесков – чтобы подарить Чехову свои книги.

Антон Павлович сообщал свои координаты приятелю Н. Лейкину: «Спасибо за обещание побывать у меня в половине сентября. Я живу в Головином переулке. Если глядеть со Сретенки, то на левой стороне. Большой нештукатуренный дом, третий со стороны Сретенки, средний звонок справа, бельэтаж, дверь направо, злая собачонка».

И, между делом, жаловался на жизнь: «Пишу при самых гнусных условиях. Передо мной моя не литературная работа, хлопающая немилосердно по совести, в соседней комнате кричит детеныш приехавшего погостить родича, в другой комнате отец читает матери вслух „Запечатленного ангела“… Кто-то завел шкатулку, и я слышу „Елену Прекрасную“… Постель моя занята приехавшим сродственником, который то и дело подходит ко мне и заводит речь о медицине. „У дочки, должно быть, резь в животе – оттого и кричит“… Я имею несчастье быть медиком, и нет того индивидуя, который не считал бы нужным „потолковать“ со мной о медицине. Кому надоело толковать про медицину, тот заводит речь про литературу. Обстановка бесподобная. Браню себя, что не удрал на дачу, где, наверное, и выспался бы, и рассказ бы… написал».

Впрочем, чеховский дом был весьма притягательным для тогдашней тусовки начинающих авторов. В. Гиляровский писал: «Первые годы в Москве Чеховы жили бедно. Отец служил приказчиком у галантерейщика Гаврилова, Михаил Павлович и Мария Павловна учились еще в гимназии. Мы с женой часто бывали тогда у Чеховых, – они жили в маленькой квартире в Головином переулке, на Сретенке. Веселые это были вечера! Все, начиная с ужина, на который подавался почти всегда знаменитый таганрогский картофельный салат с зеленым луком и маслинами, выглядело очень скромно, ни карт, ни танцев никогда не бывало, но все было проникнуто какой-то особой теплотой, сердечностью и радушием. Чуть что похвалишь – на дорогу обязательно завернут в пакет, и отказываться нельзя. Как-то раз в пасхальные дни подали у Чеховых огромную пасху, и жена моя удивилась красоте формы и рисунка. И вот, когда мы собрались уходить, вручили нам большой, тяжелый сверток, который велели развернуть только дома. Оказалось, в свертке – великолепная старинная дубовая пасочница».

Страница 16