Бухгалтер Его Величества - стр. 34

23. 22. Его Величество – шпион?

Я всё-таки делаю шаг назад.

– Простите, ваше величество, боюсь, я не вполне вас понимаю. Надеюсь, это была всего лишь шутка, и вы не имели в виду ничего предосудительного. Я хотела бы, чтобы наше сотрудничество было основано исключительно на финансовых интересах Тодории, о которых, простите, вам следовало бы задуматься куда раньше.

Я понимаю, что подобное поведение недопустимо в разговоре с королем, но у человека из двадцать первого века (если он, конечно, не англичанин) практики общения с монархами не так много.

Мой собеседник мрачнеет и тоже отступает назад.

– Вы считаете меня виноватым в том, что происходит в Тодории?

Странный вопрос. А кого считать виноватым? Зарвавшихся министров? Простой народ? Иностранных шпионов? Уверена, если бы его величество вел себя по-другому, многих проблем страна могла бы избежать.

Но вслух я говорю другое:

– Кто я такая, чтобы судить о вашей вине, ваше величество?

– Да, вы правы, – он уже не смотрит на меня. Он смотрит в окно. – Мне было семь лет, когда я впервые услышал, как моего деда обвинили в расточительстве. Это вышло совершенно случайно – я уснул за ширмой в кабинете, и взрослые не заметили меня. С моим отцом тогда разговаривал первый министр Тодории. Он сказал, что если его величество устроит летом еще несколько балов, то будет нечем выплачивать жалованье солдатам. Тогда я впервые задумался о том, чего стоят эти милые развлечения. Министр пытался убедить моего отца попытаться образумить короля. Но дед был не из тех, кто слушает чужие советы. Он любил лошадей. А бабушка любила драгоценности – к каждому платью у нее был свой дорогой гарнитур. Знаете, сударыня, они могли закончить так же, как Людовик Шестнадцатый и Мария-Антуанетта, просто в Тодории не нашлось тех, кто открыто выступил бы против них.

В его голосе слышится боль. Должно быть, эти детские воспоминания тревожат его до сих пор. Но тогда я тем более не понимаю, почему он решил уподобиться тому, чьи ошибки так ясно осознает.

– Когда к власти пришел мой отец, государственный долг страны уже превышал ее годовые доходы, но я надеялся, он сможет вытащить Тодорию из долговой ямы. Он был разумным и весьма неприхотливым человеком. Он как раз не любил балов. И поначалу его политика не вызывала никаких нареканий – он сократил расходы двора и был полон желания расплатиться с долгами. Вот только способ он выбрал неправильный. Он всегда считал, что в горах Тодории таятся несметные сокровища, и когда крестьянин нашел в пещере большой золотой самородок, отец словно обезумел. Он был уверен, что найдет залежи. Рудники стали его наваждением. Он снова стал занимать за границей.

– Вы не пытались его остановить?

Он по-прежнему стоит, повернувшись ко мне спиной. Наверно, ему так проще говорить. Хотя на самом деле он мог бы вовсе этого не делать. Зачем ему оправдываться? Тем более, передо мной?

– Это было невозможно. Он не слушал ни меня, ни членов государственного совета.

А я понимаю – он пытается оправдаться не передо мной. Перед собой.

– Должно быть, вы хотите спросить, сударыня, почему же я сам, став королем, пошел по стопам своих предков? Это хороший вопрос. Но, думаю, ответ на него вас удивит.

Он, наконец, поворачивается. Он выглядит усталым и совсем не похож на того блестящего и уверенного в себе человека, каким предстал передо мной в первые минуты нашего знакомства.