Будни ветеринарного врача. Издание 2-е, исправленное и дополненное - стр. 72
– А задняя?
– Не, с задней все в порядке! – утешает меня женщина, и я начинаю медленно розоветь обратно.
Лапа часто отекает, если после снятия катетера забывают снять эластичный бинт.
А бывает, что отекает после потери белка организмом. Вот и тут. Кровотечение, видать, сильное было, когда он себе бедренные сосуды расфигачил.
– Бинт эластичный после снятия катетера сняли?
– А нам никто не сказал…
Да сами забыли, может…
Назначаю таблетки и антибиотик в уколах: нельзя было так рано отменять капельницы. Упёрто зачитываю дозу, хотя слышу, что женщина очень занята и торопится.
– Запишите! – говорю громко, упрямо отказываясь прощаться. Шьёшь их, шьёшь, а они послеоперационный нарушают, рискуя свести к нулю все усилия. Мне хватило снятия шовчиков у того кота, после остеосинтеза.
– Да-да, я всё записала, – уверяет меня женщина.
– Если что – звоните.
– Хорошо.
Уф… Одним головняком меньше.
Больше они не приходят и не звонят.
* * *
– А поедемте на каток? – розовощёкий, жизнерадостный, широкоплечий мужчина сидит напротив меня в кафешке, где мы встретились пятнадцать минут назад.
Очередное знакомство по интернету.
Зовут Андрей. Он и так довольно словоохотлив, а от волнения болтает вообще без остановки. Сдержанно улыбаюсь.
– Я совершенно не умею кататься на коньках, – смущённо говорю ему.
– Душечка моя! Мы все чего-то не умеем! На то она и жизнь дана, чтобы учиться и всё перепробовать! – восклицает он, потирая руки в преддверии моего обучения.
Ну да, да. В жизни надо всё попробовать. А кое-что попробовать не пробовать.
Однако, на коньки я соглашаюсь, и сразу после кафе мы идём на местный каток, который находится как раз неподалёку.
Пункт проката на катке совмещён с раздевалкой, и в окошке суровая, уставшая тётка выдаёт нам две пары коньков – потёртые, с истрёпанными шнурками – и мне сразу же вспоминается фраза из анекдота, когда дочка просит у папы новые туфельки, а он ей строго отвечает:
– Ты ещё коньки не сносила!
В коридоре шныряют разновозрастные люди: орут, хохочут, шутят, суетятся. Сажусь на видавшую виды скамейку и втискиваю ноги в жёсткие ботинки коньков. Надо уметь радоваться жизни. Наслаждаться моментом или как там… Андрей быстро шнурует свои ботинки, присев рядом. Сильно затягиваю шнурки и завязываю их на бантик с традиционно хирургическими узлами.
Наконец, дело сделано, я поднимаюсь со скамейки и тут же шлёпаюсь на неё обратно, потеряв равновесие. Плюх! Твою ж губернию! Как эти фигуристы умудряются подпрыгивать, летать в воздухе и, самое главное, приземляться? Как хоть до катка-то дойти?
Андрей встаёт со скамейки и протягивает мне руку:
– Пошли! – голос радостный, глаза светятся.
Ну… Ладно… Опираюсь на его руку, аккуратно встаю и с поддержкой начинаю медленными шажками перемещаться в сторону гладкой поверхности катка, где бодро и уверенно нарезают круги другие люди, – всё это отнюдь не пахнет безопасным опытом.
Андрей держится легко и непринуждённо: видимо, стоит на коньках уже не в первый раз. Тропинка, ведущая к катку, покрыта неровными ледяными кочками и сверху присыпана рыхлым серым снегом, – идти практически невозможно. Периодически я падаю на Андрея, цепляясь за него руками, и это выглядит ужасно неловко.
– Да кончай притворяться! – кричит он всё так же весело.
Я ещё даже не начинала, вообще-то… Машу руками, как мельница. Отцепляюсь от Андрея и впиливаюсь в растущую рядом берёзку. От неё перебегаю к более толстому дереву, – кажется, это тополь. И затем меня выручают деревянные перила, сколоченные по периметру катка. Маленькими шагами, отчаянно вцепившись в перила, добредаю до выхода на лёд и оказываюсь на его ровной поверхности, где, наконец, обретаю устойчивость. Так, ладно. Потихонечку буду ехать. Надо испытать этот чёртов позитив, иначе пиздец.