Братья Ярославичи - стр. 44
Святослав не жаловал своего младшего сына особым вниманием, его холодность к жене постепенно перешла и на Ярослава, который унаследовал все черты сходства с Одой. Старшие сыновья Святослава уже вышли из детского возраста и относились к Ярославу скорее с дружеской опекой, нежели с братской любовью. Отчасти в этом была виновата и Ода, которая изначально старалась пробудить в своих пасынках не сыновние, а дружеские чувства к себе. Материнское начало проснулось в Оде лишь с рождением Ярослава. Тогда Оде самой исполнилось двадцать лет. К тому времени пасынки отдалились от Оды, попав под опеку воспитателей. Оде оставалось изливать пробудившуюся в ней нежность на Ярослава и Вышеславу, которые всегда были подле неё.
Став постарше, пасынки порой позволяли себе держаться на равных с Одой, цветущий вид которой и непринуждённая манера общения не воздвигали перед ними барьера в виде излишней почтительности. Пасынки называли Оду матушкой, но между собой они звали её по имени или употребляли прозвища, подходящие для хорошенькой молодой женщины. Между взрослеющими старшими сыновьями Святослава незримо шла непрестанная борьба за внимание Оды, первенство в которой держал Глеб до своего отъезда в Тмутаракань. Затем место Глеба ненадолго занял Давыд, не умеющий облекать свои мысли в красивые фразы и напрочь лишённый остроумия, поэтому Ода стала оказывать больше внимания Олегу и Роману, оставив Давыда в тени.
Возвратившийся из Тмутаракани Глеб вновь завладел вниманием и расположением Оды. Это обстоятельство пробудило в Давыде чувство зависти и уязвлённой гордости. Втайне Давыд не мог не восхищаться Глебом, ведь тот так непринуждённо держится с Одой! Глеб умеет рассмешить мачеху остроумной шуткой и заставить её задуматься, переведя беседу в серьёзное русло. Глеб, в отличие от Давыда, не просто много читает, он запоминает и переосмысливает всё прочитанное.
Олег, как и Давыд, сильно ревновал Оду к Глебу. Это выводило Олега из себя, ибо он привык повелевать своими чувствами. И только Роман ко всяким переменам относился спокойно. Быть может, из-за того, что Ода никогда не забывала напоминать ему о том, как он красив!
Наконец и княжеской дружине пришло время выступать в поход.
Конница, сотня за сотней, выходила за ворота детинца. Всхрапывали кони, звенела под копытами мёрзлая земля. Ярко алели на фоне белокаменных стен Спасского собора и княжеских хором красные плащи и щиты всадников.
– Что же, княже, ни тулупов, ни полушубков с собой не берёте, – молвил тиун, торопливо спускаясь по ступеням крыльца следом за Святославом. – Ведь холода на носу. Помёрзнет твоё воинство!
– Какие холода, Аксён? – засмеялся Святослав. – Лист с вишнёвых деревьев ещё не опал. Стало быть, до Дмитриевской недели нам снегу не видать!
– А коль установится санный путь сразу после Дмитриевской недели да прихватит морозцем, – не отставал тиун, – тогда как, князь?
– Не будет нынче зима морозной, – беспечно отозвался Святослав. – Видал небось: журавли низко на юг летели. Эй, соколики! – окликнул князь сыновей. – Довольно прощаний, живо по коням! Труба уже дважды пропела!
Сам Святослав уже успел проститься и с женой, и с дочерью, и с боярином Веремудом, коего он оставлял вместо себя в Чернигове.
Роман первым взлетел на своего белогривого жеребца и поскакал вслед за отцом к распахнутым настежь воротам. Давыд выпустил из объятий Вышеславу и с кряхтеньем взобрался в седло. Не привык он подниматься в такую рань.