Размер шрифта
-
+

Братья Ярославичи - стр. 39

корсуньский Дигенис. Мол, Ростислав грозился изгнать византийцев из Тавриды[70] и Зихии[71], с этой целью корабли строить начал.

Не лгал катепан, корабли эти Святослав узрел своими глазами на берегу бухты, большие, прочные, пахнущие свежей сосной, со звериными головами на носу. Иные уже почти готовы к плаванию. Разговаривал Святослав и со строителями-корабелами, в основном это были русичи с Волыни и из Новгорода. Никто из них не скрывал, что Ростислав собирался идти в поход на греков по морю. Недружелюбно поглядывали корабельщики на черниговского князя, видно было, что сердцем каждый из них за Ростислава.

Не мог понять этого Святослав. Ведь сын его Глеб не притеснял русских людей, живущих в Тмутаракани. К тому же удел тмутараканский Глебу по закону достался. Почему Глеб не люб здешним людям? Почему народ местный с такой охотой готов служить изгою Ростиславу?

– Не иначе, приворожил Ростислав здесь всех и каждого, – зло молвил Святослав, отмеряя нервными шагами мраморный пол дворцовых покоев. – Не золотом же купил Ростислав тмутараканцев, откель ему взять столько злата! Ох, попался бы мне в руки этот злыдень!

Бояре черниговские лишь молча переглядывались друг с другом: что они могли сказать? И глупцу понятно, что люд здешний не желает видеть князем Глеба. Хотя открыто никто об этом не говорит, но общее настроение местной знати и простолюдинов именно таково. Коль воротится Ростислав в Тмутаракань, опять все за него горой встанут.

– Может, гонца послать к грузинскому царю, дабы он придержал Ростислава, ежели он у него объявится, – высказался боярин Перенег.

– Тогда уж и к касогам гонца слать надобно, – заметил Гремысл.

– Пустое это дело, – махнул рукой воевода Ратибор, – искать ветра в поле.

– Что же век тут сидеть, Ростислава дожидаючись? – раздражённо обронил Святослав.

Ратибор в раздумье пошевелил густыми бровями.

– Думается мне, княже, что Ростислав где-то недалече, – медленно произнёс он. – Верных людишек у него в Тмутаракани хватает, вот Ростислав и ждёт от них известия, когда полки наши уйдут отсель.

Святослав нахмурил лоб: может, и верно мыслит Ратибор.

– В таком случае надо оставить Глеба с малой дружиной в Тмутаракани, а самим с остатним войском к северу податься, домой будто бы, – сказал Перенег. – Эдак мы заманим Ростислава в Тмутаракань. Сами же обратно нагрянем, как снег на голову!

Святослав задумался. И Перенег дело говорит. Если пустился на хитрости Ростислав, то хитростью его и одолеть нужно. А сидеть в Тмутаракани и ждать возвращения Ростислава – без толку.

– Быть по сему, – сказал Святослав, – завтра утром поднимаем полки. В Тмутаракани останется Глеб с тремя сотнями воинов, воеводой при нём будет Гремысл. О том, как гонцами ссылаться станем, после поговорим.

Давыд попросил было у отца дозволения остаться с Глебом в Тмутаракани, но получил непреклонный отказ.

В начале июня черниговская дружина вышла из Тмутаракани и двинулась к переправе через реку Кубань, растянувшись длинной змеёй на узкой дороге.

В этот же день Глеб собрал народ на площади. Молодой князь произнёс короткую речь, в которой он упомянул о преемственности княжеской власти в Тмутаракани. Мол, происходит это волею черниговского князя, ибо так повелось ещё с Мстислава Храброго. Ростиславу, ежели придёт он с повинной головой, дядья его дадут стол княжеский на Руси. Ему же, Глебу, выпало на долю сидеть князем в Тмутаракани не по своей воле, но по воле отцовской.

Страница 39