Братья Ярославичи - стр. 20
«Бояр своих я всегда переубедить могу, с послами иноземными речи веду так, что последнее слово всегда за мной остаётся, даже брата Святослава к своему резону подвёл, хотя упрямца такого поискать! – подбадривал себя Всеволод перед встречей с Изяславом. – Плохо, что Изяслав к правильно выстроенным речам не привык, ибо он вокруг себя слышит токмо лесть да ругань. Заставлю-ка я его вступить в спор с самим собой, как мудрец Сократ проделывал!»
Однако ничего не вышло у Всеволода, видать, не зря ему заяц дорогу перебежал при подъезде к Киеву. Не подействовали на Изяслава силлогизмы[30], коими Всеволод стал потчевать старшего брата, не смог он убедить его, в чём хотел, не успел даже толком приступить к убеждению. Изяслав сразу почуял, что Всеволод со Святославом заодно, потому-то он и раскричался на младшего брата так, что хоть уши затыкай. Всеволод знал, что огонь маслом не тушат, поэтому благоразумно помалкивал, а когда утомился Изяслав от гневных речей своих, то он сразу же распрощался с ним.
С мрачным лицом ехал Всеволод по узким улицам Киева. На расспросы бояр своих не отвечал, лишь сердито зыркал на них. Бояре замолкли, брови нахмурили. Чего же такого наговорил Изяслав Всеволоду, что тот ни дня в Киеве провести не пожелал, хотя имеет здесь терем свой?
У Золотых ворот догнал переяславцев Изяславов дружинник верхом на коне и ко Всеволоду обратился:
– Князь, брат твой спрашивает, куда ты поехал на ночь глядя? Погостил бы у него.
– Иль не всё ещё мне высказал князь киевский? – сердито усмехнулся Всеволод.
Дружинник примолк, не зная, что сказать на это.
– Пусть лучше мне ветер в открытом поле песни поёт, нежели родной брат на меня орать будет, – продолжил Всеволод. – Передай Изяславу, что ежели он мудрым князем прослыть хочет, то пусть речи свои на тех невидимых весах взвешивать научится, кои в душе у каждого человека имеются. Слово, как и злато, тоже вес и ценность имеет.
Передал дружинник слова Всеволода Изяславу. К тому как раз супруга пришла. Гертруда вступила в светлицу и прислонилась округлым плечом к дверному косяку, с небрежной улыбочкой глядя на мужа.
Изяслав велел дружиннику удалиться, а сам сел в кресло.
– Ну что, муженёк, перессорился с братьями? – прозвучал негромкий едкий голос Гертруды, в котором слышался едва заметный мягкий акцент.
– О чём ты? – поморщился Изяслав, бросив на жену косой взгляд. – Размолвились мы со Всеволодом, всего и делов!
– Сегодня ты со Всеволодом размолвился, вчера поссорился со Святославом… – Гертруда раздражённо заходила по комнате. – Разума ты лишился, свет мой! Не таковские у тебя братья, чтоб понапрасну обиды терпеть, а ну как оба за мечи возьмутся!
– За меня Бог и Правда Русская[31]! – воскликнул Изяслав и потряс кулаком. – Не посмеют братья мои закон преступить, потому как отцом нашим он составлен и нам завещан.
– Дивлюсь я твоей самоуверенности, муж мой, – проговорила Гертруда, замерев на месте. – Ради власти и богатства люди порой отцов, матерей, братьев жизни лишают, примеров тому множество, а ты за Русскую Правду спрятался и успокоился. Вместо того чтобы клин между братьями своими вбить, ты сам их на себя исполчаешь.
– Не дойдёт у нас до войны, – махнул рукой Изяслав и поднялся с кресла.
Ему вдруг опротивел этот разговор. Разве дойдут его слова до женщины, в роду которой постоянно творились злодейства между кровными родственниками.