Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг. - стр. 42

Ох, звал больной Василий Львович к себе обедать сегодня с Вяземским; не знаю, решусь ли ехать. Далеко в Слободу, да и устал я от поездки загородной; хотелось бы отдохнуть. Увижу, как отделаюсь в Архиве. Я вчера сделал глупость. Хрущов дарил мне славную лошадь для завода, у них тут тоже завод в подмосковной, я поцеремонился; но дело можно еще поправить.

Александр. Москва, 19 июня 1828 года

Пфеллер явился; приступает все, чтобы я воды пил. Ежели делать, то уж порядочно, теперь не могу никак. Старик хочет тебе жаловаться. В будущем месяце можно будет подумать об этом. Большая на них мода теперь, князь Дмитрий Владимирович и княгиня его тоже начали пить. Не помню, сообщал ли я тебе остроту Посникова. Сидит он в Сенате, видит Дурасова, возвращающегося с вод. «Ба! – говорит Посников. – Должно быть, поздно». – «А что?» – «Да вот и скотина возвращается уже из водопойла». – С будущей недели будет там и музыка, как в Карлсбаде.

Пфеллер мне сказывал, что племянник его, адъютант графа Чернышева, был отправлен на какой-то завод; он послал оттуда эстафету к своему генералу, эта эстафета была около Торжка ограблена. Скажи это Чернышеву, ежели его увидишь, чтобы он Пфеллера не считал неисправным или умершим. Может быть, пишет тебе и Рушковский об этом.

Александр. Москва, 21 июня 1828 года

Поздравляю тебя с победами; но желательно, чтобы славный мир избавил бы нас на будущие времена от нужды брать штурмами проклятые эти турецкие крепости, которые много уже стоили русской крови. Также прислал мне Воронцов письмо рейс-эфенди к французскому послу в Корфе, с коим задирают турки негоциации. Это хорошо, лишь бы не мешало продолжению военных действий.

Вигель приехал из Одессы, долго у меня сидел и много рассказывал. Воронцов царски угощает императрицу, которая изволит жить в его доме[32]. Сервизы, серебро, фарфор, хрусталь, столовое белье, все хозяйское, и все новое, с иголочки, – все обдумано для покоя и удовольствия государыни. Император чрезвычайно ласкает Воронцова. С маленьким сынком его был спор у государя. «Ты не любишь папеньку!» – «Люблю». – «Нет, не любишь, я знаю». – «Нет, ты врешь, я тебя прибью, я люблю папу». Только государь стал продолжать шутку, а мальчишка так рассердился, что схватил песку горсть (спор был в саду) и бросил государю в лицо, а государь ну смеяться, повторяя: «Я виноват, защищал неправое дело»; а Воронцов испугался, не попало ли песку в глаза императорские.

Кажется, что Митюша Н. [Нарышкин] не останется на своем месте и что Вигель будет губернатором; он малый умный и сведущий.

Александр. Москва, 22 июня 1828 года

Браилов взят, не без жертв; но как же быть? Очень тебя благодарю, что не поленился ты выписать слова великого князя. Мы читали это с восхищением. Такие подробности тем приятнее и любопытнее, что они не помещаются в официальных реляциях. В короткое время государь мог изучить всю военную науку, одну только ему неизвестную на практике. Он был на сражениях сухопутных и морском, видел осаду, сдачу важной крепости, переход через большую реку целой армии. Порядочный курс, можно всему научиться.

Насилу уехал Чумага. Я ему читал известия из армии, письмо рейс-эфенди к Вильемино, присланное мне Воронцовым, с коим он задирает негоциацию, приглашает обратно в Царьград; но это манера этих плутов: все делают уверения и пакости. Ежели подлинно хотят мира, то на что им французы и англичане? Дорога к миру им указана в нашем манифесте. Пусть пошлют уполномоченных в главную нашу квартиру. Чумага посылает тебе почтение свое, а нас всех зовет к себе завтра в Останкино обедать. Добро! Вспомню твое, наше там житье.