Брат Томас - стр. 26

Он вернулся с полотенцем и аспирином.

– Чем будешь запивать? Кола подойдет?

– Дайте мне хогсхед вина.

– В дни святого Бенни у них, наверное, печень была из железа. Хогсхед – это шестьдесят три галлона.

– Тогда мне хватит половины хогсхеда.

Я энергично вытирал волосы полотенцем, когда он принес мне банку колы.

– Ты вышел из прибежища брата Джона и стоял, глядя на снег, точно так же, как индюшка, подняв голову, смотрит на дождь с открытым клювом, пока не захлебнется.

– Сэр, я никогда раньше не видел снега.

– А потом – раз, и ты умчался за угол трапезной.

Сев в кресло, я вытряс из пузырька две таблетки.

– Я услышал чей-то крик.

– Я никакого крика не слышал.

– Вы были на кухне, – напомнил я ему, – и чавкали.

Костяшки сел в другое кресло.

– Так кто кричал?

Я запил аспирин глотком колы.

– Я нашел одного из братьев, который лежал на земле лицом вниз у библиотеки. Сначала не увидел его, лежащего в черной рясе на черной земле, и чуть не споткнулся об него.

– Кто он?

– Не знаю. Весил он много. Я перевернул его, но не смог разглядеть лицо в темноте… а потом кто-то попытался вышибить мне мозги, ударив сзади.

Коротко стриженные волосы брата Костяшки, казалось, встали дыбом от негодования.

– В аббатстве Святого Варфоломея такое не принято.

– Дубинка, а возможно, что-то еще, только скользнула по затылку, и удар пришелся по левому плечу.

– Вот в Джерси это обычное дело.

– Я никогда не был в Нью-Джерси.

– Тебе бы там понравилось. Хотя можно попасть в передрягу.

– В Нью-Джерси одна из самых больших в мире свалок использованных покрышек. Вы наверняка ее видели.

– Никогда. Грустно, не так ли? Живешь в каком-то месте всю жизнь и не знаешь, чем оно знаменито.

– Вы даже не слышали об этой свалке, сэр?

– Многие жители Нью-Йорка никогда не поднимались на Эмпайр-стейт-билдинг. Ты в порядке, сынок? Твое плечо?

– Бывало и хуже.

– Может, тебе стоит пойти в лазарет, позвонить брату Грегори, чтобы он осмотрел твое плечо?

Брат Грегори ведает в монастыре лазаретом. У него есть диплом медбрата. Наш монастырь недостаточно велик для того, чтобы один человек полностью занимался только лазаретом (в школе лазарет свой, одна из сестер обслуживает и монахинь, и учеников), поэтому на братьях Грегори и Норберте лежит стирка.

– Я в порядке, сэр, – заверил я его.

– Так кто же пытался отшибить тебе голову?

– Мне не удалось даже взглянуть на него.

Я объяснил, как перекатился по земле и побежал, думая, что нападающий гонится за мной, а вернувшись, обнаружил, что монах, о тело которого я чуть не споткнулся, исчез.

– То есть мы не знаем, поднялся он и ушел сам или его унесли, – подвел итог брат Костяшки.

– Мы даже не знаем, лежал он без сознания или мертвый.

Брат Костяшки нахмурился.

– Не люблю я мертвых. И потом, в этом нет никакого смысла. Кто будет убивать монаха?

– Да, сэр, но кто будет отключать монаха?

Костяшки задумался.

– Как-то один парень убил лютеранского священника, но это произошло случайно.

– Не думаю, что вы должны мне это рассказывать, сэр.

Он отмахнулся. Костяшки пальцев на его сильных кистях были огромными. Отсюда и прозвище.

– Это был не я. Я же говорил тебе, настоящий киллер из меня не получился. Уж в этом-то ты мне веришь, не так ли, сынок?

– Да, сэр. Но вы сами сказали, что произошло все случайно.

– Никогда не убивал священника даже случайно.