Брачный приговор - стр. 32
Я подхожу к шкафчику, в котором нашла небольшие запасы.
— Вот, — я раскрываю дверцу и ставлю банки на столешницу, — курица с рисом и запеченные кабачки. Правда, я не нашла консервный нож.
Чертов берет большой кухонный нож из подставки и подходит ко мне.
— Голодная? — спрашивает он.
— Я бы открыла, если бы была голодна.
Он скептически смотрит на мои тонкие руки и молча вбивает лезвие в первую банку. Он расправляется с ней за несколько секунд совершенно варварским способом. Аппетита это не прибавляет. Я ставлю чайник, решив ограничиться зеленым чаем. К счастью, он тоже есть в шкафчике.
— Как самочувствие? — я все же задаю прямой вопрос. — Я думала, ты проспишь до утра.
Я достаю вторую кружку и ставлю ее рядом со своей. Меня слишком хорошо воспитали.
— Я в порядке, — коротко отзывается Чертов, показывая, что подробностей не будет. — Я не пью чай.
Он накрывает ладонью чашку, которую я достала, и не дает мне бросить в нее пакетик.
— Значит, кофе?
— Черный. Без сахара.
Чертов уходит к столу. Он опускается с хриплым выдохом на стул, придвигая к себе ужин. Его выдох действует на меня как напоминание, что он ранен и что за ним можно еще немного поухаживать. Даже налить черный кофе без сахара.
— Ты плакала?
— Что?
— Это простой вопрос, Татьяна. Ты плакала или нет, пока я спал?
Я качаю головой. Я подхожу к столу и ставлю на него две кружки, от которых исходит дымок. Но я чувствую тепло не только пальцами, жар также расходится по моим щекам. Внимательный взгляд Чертова действует на меня с удивительной силой, он изучает меня, словно я открываюсь для него с неожиданной стороны. Я сама шокирована, что не закатила истерику после всего случившегося, как любая нормальная девушка.
— Лавров закалил меня, — я неуклюже шучу, чтобы сбросить напряжение, и провожу ладонью по спинке стула. — Я прошла его школу, так что больше не плачу по пустякам.
Повисает неловкость вместе с тишиной. Я собиралась сесть рядом, но теперь сомневаюсь. Слишком близко к нему… Я вдруг понимаю, что то неясное чувство, от которого я сбежала, когда Чертов обхватил мои пальцы и сказал остаться в спальне, возвращается.
Стоит подойти к нему на расстояние вытянутой руки, как его мужская энергетика становится осязаемой. Она окутывает и продавливает, заполняет каждый уголок чем-то тягучим и темным. Самое плохое, что перемена случилась без моего участия, я иначе реагирую на Чертова и не могу этим управлять. Страх ушел, а на его место пришло что-то другое… совсем другое...
— Ты знаешь, кто обстрелял твой дом? — Я продолжаю стоять, терзая спинку стула пальцами. — Из-за чего это вообще произошло?
— Думаю, из-за документов, которые привезли из ячейки Лаврова. Там был компромат на несколько серьезных людей. Кто-то из них послал своих людей, чтобы забрать папки.
— Там была папка и с моим именем.
Чертов вдруг протягивает ладонь и сжимает мое запястье. Один стремительный рывок, и он усаживает меня на свои бедра. Всё происходит столь молниеносно, что мой пораженный выдох касается его лица. Я оказываюсь прямо перед ним и чувствую, как наше дыхание смешивается. Я дышу его воздухом, а он моим.
Вот теперь он точно слишком близко.
— Ты что, боишься меня? — спрашивает Чертов, и мне мерещится то ли досада, то ли раздражение в его голосе. — Ты от выстрелов так не дрожала.