Божественная комедия (сборник) - стр. 26
«Второе ближе к правде».
Может быть. Но Этуш не услышал археолога.
Покачивая бокал, в котором побрякивал лед, он уставился на Анхелу:
«Леонардо написал вдову! Именно вдову, никому другому не верьте. Простота Джоконды обманчива. Это не портрет. Это некая эманация. Я не знаю чего. Но сторож, который в Лувре ни на минуту не отходит от Джоконды, сторожит не портрет супруги Франческо дель Джокондо, а некий символ, властвующий за написанным за его спиной скалистым пространством. Леонардо любил тайну. Даже слишком. Он умел писать справа налево, так что прочесть некоторые его записи можно только в зеркале. Он зашифровывал сложные формулы, будто боялся, что они попадут в чужие руки. Он оставил нам невероятное количество набросков, схем, зарисовок, композиций. Танк в виде лошади, скачущей внутри широкого броневого колпака, водолазный прибор, летательные машины, женские прически с хитро заплетенными косичками, мортиры с разрывными снарядами, проекты необыкновенных храмов. Могу процитировать, – ухмыльнулся он. – «Чтобы телесное благополучие не портило благополучия разума, живописец или рисовальщик должен быть отшельником, и в особенности, когда он намерен предаться размышлениям и рассуждениям о том, что, постоянно появляясь перед глазами, дает материал для памяти, чтобы сохраниться в ней. И если ты будешь один, то весь будешь принадлежать себе. И если ты будешь в обществе одного единственного товарища, то ты будешь принадлежать себе наполовину, и тем меньше, чем больше будет нескромность его поведения; и если ты будешь со многими, то будешь еще больше подвергаться подобным неудобствам»…»
Этуш вдруг замолчал. Потом покачал головой:
«Если бы я был сумасшедшим… Я бы сказал…»
«Ну? Что бы ты сказал?»
«Я бы сказал, Анхела…»
«Ну?»
«Я бы сказал, Анхела, что Леонардо написал… тебя!»
«Не льстите мне, Этуш».
«Я говорю о символе».
«Не понимаю».
«Я сам не понимаю… – пьяно отмахнулся художник. Было видно, что его что-то тревожит. – Но я пытаюсь…»
«Чем тебе помочь?»
«Я хочу написать вас… Ваш портрет, Анхела… Конечно, это не будет новая Джоконда, но…»
Этуш не написал обещанного портрета.
Он не выдержал шумного успеха, выпавшего на долю первых его полотен, не выдержал мертвого непонимания, вдруг сменившего успех. Он стал пить, ему изменил вкус, он открыл наркотики. После выхода в свет роскошного издания эпоса о царе Гише, иллюстрированного стилизованными печатями, Этуш поссорился с археологом и почти перестал бывать у Анхелы. Он решительно опускался. Вечно пьяный, хватался то за одно, то за другое, но ни в чем не мог уже обрести себя. Однажды в приступе пьяного безумия вместо обещанной вдовы он написал портрет бородатого ассирийца. И все же именно полубезумный Этуш, подумала Анхела, сумел, пусть подсознательно, угадать тайное тайных…
– Я никогда не писал ее! – вопил Этуш.
– Тебе не надо умирать! – сухо убеждал художника майор Досет. – Тебе нужно много и с удовольствием работать, пить крепкий скотч, пользоваться плодами успеха. Подойди к столу. Еще ближе! Разве не ты написал это? – резким движением он сорвал тряпку с принесенного из лаборатории портрета.
Лоб, борода, щеки бородатого ассирийца были заклеены пластырем.
Тем отчетливее глянули на художника странные выразительные глаза.
«Вдова!» Закатив глаза, Этуш вздрогнул и пошатнулся. Рыхлое тяжелое тело пронизала странная дрожь. Вдруг сразу, вскинув руку, он упал, глухо ударившись головой о бетонный выступ стены.