Божественная комедия, или Путешествие Данте флорентийца сквозь землю, в гору и на небеса - стр. 24

Выслушав, Хирон повернул свой косматый торс к Нессу и приказал:

– Ступай, сопроводи этих. Если другой эскадрон прискачет – скажи, чтоб их не трогали.

Под надёжной охраной двинулись мы далее вдоль кровавого потока. Пронзительные жуткие вопли доносились оттуда: так нестерпимо вопят ошпаренные крутым кипятком. Я увидел людей, плавающих по самые макушки в багровом вареве.

– Это тираны, – объяснил кентавр, – те, что пили кровь человеческую и питались грабежом. Теперь они воют о своих преступлениях, да без толку. Тут где-то варится фессалийский тиран Александр и свирепый Дионисий Сиракузский, на долгие годы одевший в траур Сицилию. А этот лоб под чёрной гривой – Эццелино да Романо, маньяк, замучивший тысячи. А вон тот блондинчик – Обиццо д’ Эсте, которого в конце концов придушил собственный сын или пасынок.

Как бы ни было интересно послушать Несса, я всё же глянул на учителя – не недоволен ли он. Однако тот, поняв мои сомнения, произнёс:

– В этих краях Нессу принадлежит первое слово; я – после него.

Мы прошли ещё немного. Кентавр остановился над заводью, где кровь бурлила, как горячий источник Буликаме в Витербо. Из клокочущей пены торчали головы с выпученными глазами: люди, погружённые по горло, казалось, пытались выпрыгнуть и не могли.

– Посмотрите туда, – сказал наш проводник, указывая на одного из варившихся в сторонке. – Этот, как его по имени, прямо в храме Божьем, во время мессы, зарезал английского принца. Говорят, сердце убитого увезли в Англию и до сих пор почитают его там, на Темзе.

И снова пошли мы вдоль берега. Видно было множество душ, высунувшихся из потока по грудь, по пояс, по бёдра. Кровавая река всё более мелела и, наконец, обжигала лишь ноги стоящих в ней преступников.

И вот мы достигли брода. Кентавр перевёз меня на тот берег.

– Тут самое мелкое место, тут полегче, – сказал он напоследок, – дальше – глубже и глубже. Местами кроет даже с головой. Там варятся в смрадном кипятке самые свирепые тираны и разбойники. Там, например, Аттила, прозванный Бичом Божьим. И Пирр, и Секст Помпей. Ещё там где-то плачут кровавыми слезами Риньер да Корнето, римский грабитель-убийца, и другой Риньер, де Пацци, зарезавший епископа на большой дороге.

С этими словами он повернулся, перескочил обратно через поток и исчез в зловонном тумане.

Мы вступили в лес. Тропы не было. Странные деревья окружали нас со всех сторон: тёмная, почти чёрная листва свисала с корявых узловатых ветвей, утыканных ядовитыми колючками. Даже в гиблых местах за речкой Чечиной близ Корнето не видывал я таких поганых дебрей. Тут гнездятся жуткие гарпии, те самые, что выгнали Энея со Строфадских островов, напророчив ему всяческих бедствий. Крылья и когти у них как у грифов, головы старух, женские груди, брюхо в грязных перьях. Сидят они по ветвям этих безобразных деревьев и кличут тоскливым воем.

– Постой, – промолвил учитель, – выслушай, прежде чем идти дальше. Мы во втором поясе седьмого круга. Он закончится, когда дойдём до огненных песков. Теперь будь осмотрителен: тут кругом полно невероятного.

Я стал прислушиваться к окружающей тьме и услышал вздохи и стоны: они доносились отовсюду, но никого нигде не было видно. Я замер в страхе и недоумении. Учитель, наверное, подумал, что мне мерещатся попрятавшиеся за деревьями разбойничьи тени, и сказал: