Размер шрифта
-
+
Божественная комедия - стр. 64
>19 Тебе свое прошедшее раскрыть.
Во мне ты видишь графа Уголино,
А он, – скорбей земных моих причина,
>22 Неумолимой стоящий вражды,
А он – архиепископ Руджиери.
Рассказывать теперь мне нет нужды
>25 О бешенстве, живущем в этом звере,
О том, как вкрался в душу мою он,
И как потом я им был умерщвлен.
>28 Но ты не знал, как умер Уголино
И как была мучительно тяжка
Моя, для всех безвестная, кончина.
>31 Узнай о ней и помни, чья рука
Меня так покарала беспощадно,
И почему так злобна и дика
>34 Моя вражда к проклятому. Я жадно
Следил в тюрьме за скудным светом дня
В пустынной башне. Нынче в честь меня
>37 Тюрьма та Башней Голода зовется.
Я не однажды видел из окна,
Как вновь являлась на небе луна,
>40 Но долго ль мне в тюрьме жить приведется,
Не ведал я. Вдруг мне приснился сон,
Мне разъяснил все будущее он.
>43 Во сне мне Руджиери представлялся:
Как будто на охоте он гонялся
За волком и волчатами. Пред ним,
>46 Спустив собак, при виде той приманки,
Неслись с безумным гиканьем своим
Сисмонди, Гуаланди и Ланфранки.
>49 Не в состоянье бегство продолжать,
Волк и волчата стали уставать,
И страшные картины мне приснились,
>52 Как зубы псов в усталых жертв вонзились
И грызли их и рвали их бока.
За тяжким сном глаза мои открылись.
>55 Ночная тьма казалась глубока,
Еще заря не золотила неба,
Но сердце охватила мне тоска,
>58 Когда, во сне заплакав, стали хлеба
Со мною дети бывшие просить.
Бесчувственным вполне ты должен быть,
>61 Когда теперь вполне не сострадаешь
Тем мукам, что почувствовал отец,
И если ты теперь не зарыдаешь,
>64 Когда же ты рыдаешь наконец? —
Мы встали все; уж час тот приближался,
Когда к нам сторож с пищею являлся,
>67 Но я ужасный сон припоминал,
Я верил в этот сон и – сомневался.
Так время шло, и вдруг я услыхал,
>70 Что вход в темницу нашу забивался.
Я пристально взглянул в лицо детей,
Но промолчал, не находя речей.
>73 Во мне как будто сердце камнем стало,
И слезы не бежали из очей.
Но детский плач меня язвил, как жало…
>76 Мне юный Ансельмуччио сказал:
«Отец, отец, скажи мне, что с тобою?
Зачем же ты смотреть так дико стал?»
>79 Я был измучен внутренней борьбою,
Но не заплакал и не отвечал.
Так день прошел, и новый день настал.
>82 Когда ж скользнул в темнице нашей снова
Печальный и едва заметный свет,
В лице детей нашел я тот же след —
>85 След выраженья дикого, тупого,
Которое нашли они во мне.
Тогда, склонясь в отчаянье к стене,
>88 Я начал грызть зубами обе руки.
Бессильного отчаяния муки
За голод дети приняли… «Отец, —
>91 Они заговорили, – наш конец
Мы встретим безбоязненно и смело,
Когда возьмешь ты в пищу наше тело.
>94 Ты дал нам плоть, возьми ж ее назад…»
И я притих, чтоб вновь их не мучить,
Не видеть их печальный, кроткий взгляд.
>97 Смириться я хотел себя заставить…
Так, страшное молчание храня,
Мы прожили в отчаянье три дня…
>100 О, для чего же ты не расступилась
Тогда, земля!.. Четвертый день настал,
Четвертый день семья моя томилась,
>103 Тогда Гаддо безумно застонал,
К моим ногам склоняясь ниже, ниже:
«О, помоги, отец, мне, помоги же!»
>106 Так умер он. И я недолго ждал:
В моих глазах и остальные трое
Навеки смолкли… Что я испытал
>109 По смерти их!.. Ногами землю роя,
От трупа к трупу ползал я и звал
К себе детей… Три дня я их искал,
>112 Лишенный сил, сознания и зренья…
Но голод пересилил наконец
Мою тоску и самое мученье…»
>115 Здесь был его истории конец.
Страница 64