Бойся мяу - стр. 33

В этот самый миг возник опасный момент у российских ворот. Бельгиец пробил… Мимо. Женя схватился за голову, Катя вздохнула, а дядя плюнул и махнул рукой.

В зал вошла тетя Лиза – в косынке, пыльном сарафане и грязных перчатках.

– Это кто это тут заместо петухов всю деревню всполошил? – оборвала она праздник, потому что спрашивала серьезно.

Мальчишки притихли, прыгать перестали. Только плечами пожимали. Но все присутствующие, скосив на них взгляды, выдали болельщиков в миг.

– Вот пойдете сейчас к петуху все яйца, что курочки с испугу снесли, выпрашивать, – пригрозила тетя Лиза, но уже мягче.

– Так это… теть Лиз, почему… нет, а чего это сразу мы? – по глупой привычке отпирался Женек.

Тетушка уперла руки в бока и закивала:

– Ага, ага, давай, расскажи еще какую-нибудь небылицу.

Женька только раскрыл рот, как из-за окон, с улицы, донеслось: «Впере-е-д! Росси-и-я!! Впере-е-д! Росси-и-я!!»

Тетя Лиза удивленно уставилась на него, он лишь развел руками. А затем кинулся к окну. Саша поспешил ко второму, тому, у которого стоял стул.

На улице у ворот стояла четверка пацанов. Один, рыжеволосый, был в футбольной форме сборной России. Еще один, лопоухий, в форме «Спартака». Двое остальных, золочено-кудрявых, просто пестрели белым, красным и синим цветами в одежде. Этими же красками оказались выкрашены лица всех четверых.

Они вскидывали руки, кричали:

– Впере-ед! Росси-и-я!!

И следовал рукотворный залп.

– Мам, там Митька. И Колька Шипкин, – посмеивался Сашка, стоя на стуле. – А еще угадай… Юрки Картавые! Слышишь?

Он помахал им. А Женя, бросив ему: «Погнали» – метнулся мимо привставшей Кати, мимо тетушки, подошедшей к Юре и пихавшей его в плечо, побежал через кухню и сени во двор.

Просвистел галошами по бетонной дорожке к воротам и, подпрыгнув, дернул за ручку. Засов выскочил, дверь отъехала, впустив волну ора.

– Давайте сюда, у нас здесь комментаторов слышно! – позвал Женек ребят.

Мальчишки, сбившись с речевки, переглянулись. Лопоухий подтолкнул рыжего. И они, притихшие, словно пришли в гости на день рождения новенького, вошли во двор. На пороге он представился – заразившись от них скромностью, как-то неловко повторил четырежды:

– Женя.

– Коля, – ответил рыжеволосый.

– Митька, – назвался «спартаковец».

На футболках обоих значилось «Титов», и можно было подумать про них, что они братья. Как и про двух оставшихся, проглотивших по букве «р»:

– Юхка. Юхка.

Но Женька знал, что Титов – это фамилия футболиста, и догадывался, что братьев в одной семье вряд ли станут называть одним именем.

С крыльца сбежал Сашка, и ребята чуть оживились.

А следом взорвались комментаторы – их взволнованные голоса ругали Хохлова и воздавали почести Нигматуллину.

– Эй, там, у экрана! Ну чего там? – крикнул в окно Женек.

– Сели в оборону! Бестолковые, – отозвался дядя Юра.

– Да что ж такое-то, а! Сейчас мы их взбодрим. – Женька повернулся к фанатам. – Так?

Они закивали.

– За! Побе-е-дой! – завел Женек. И на второй раз они подхватили.

Снова они тянулись к небу, которое в дрейфующих резных облаках было точно карта мира. Хором запускали в него боевой клич. И отбивали ритм ладошками над головами.

Стеснение прошло. Мальчишки загорелись улыбками. Дали волю голосам. Звонким, неукротимым. Неограненным, но богатым. Это не был писклявый вой и не какофония, насилующая уши. Неожиданно это звучало красиво. Так казалось Жене, который и голос свой уже не различал. Они словно родились для чистого звука. Из чистого звука.