Босс скучает - стр. 8

Из груди вырывается всхлип, и я съезжаю по стенке вниз, садясь прямо на пол. Под которым тоже что-то стучит, вибрирует и перекатывается. Я знаю, да, умом я знаю, что это не так, но у страха глаза велики, и воображение сейчас рисует огромные фантастические механизмы с шестеренками, которые крутятся с астрономической скоростью, приводя машину в движение.

— Мисс, с вами все в порядке? — раздается над моим ухом английская речь.

Голос мужской и участливый. Представляю, как странно я выгляжу, сидя прямо на проходе и сжавшись в комок от страха.

Не размыкая век, я киваю, на автомате отвечая по-русски:

— Д-да, все нормально.

— А… ну отлично, — отвечают мне также на русском, — а то со стороны и не скажешь.

Я даже не успеваю удивиться, но боком чувствую тепло чужого тела, так как незнакомец опускается на пол и садится рядом со мной. Это несколько приводит меня в чувство и помогает заземлиться, что ли.

Открываю глаза и вижу его. Того парня из толпы. Моргаю несколько раз, смотря в зеленые глаза. У меня они тоже зеленые, но более светлые, а у него темные, как цвет густой листвы в летнем парке. А еще у него появляется потрясающая ямочка на левой щеке, когда он улыбается и шепчет мне:

— Привет.

5. 05

— Привет, — выдаю я, отмечая, что у него красивый глубокий голос, даже несмотря на шепот.

Ну вот, никакой он не француз, как я себе насочиняла.

— Ты что, боишься летать?

— А что, так заметно? — искоса смотрю на него и снова вижу эту завлекательную ямочку на щеке.

На вид ему чуть больше двадцати, значит, мы примерно одного возраста. И путешествует он, видимо, как и я — один.

— Честно? Очень…

Нервно хихикаю, думая, что смотримся мы странно — парочка, сидящая в темноте, пока большинство пассажиров спит. Сейчас точно появится какой-нибудь дежурный стюард и прогонит нас отсюда. Но никого нет, и мы не двигаемся. Механизмы самолета продолжают активно работать, нас еще раз качает вверх-вниз, и я на автомате хватаю парня за предплечье, будто бы он сможет удержать, если огромная металлическая птица надумает меня стряхнуть с высоты.

— Все хорошо, просто небольшая воздушная ямка, — заговорщицки заявляет он.

— Просто небольшая воздушная ямка, — передразниваю я, мне бы его невозмутимость.

— Если полеты тебя пугают, зачем отправилась так далеко?

— А захотелось, — с вызовом бросаю я, но с новым потряхиванием весь вызов сходит на нет.

Парень участливо накрывает мою ладонь своей. Кожа у него грубая, но теплая, и от этого тепла мне становится спокойнее. Чужая уверенность — это несколько заразительно, и я решаюсь на откровенность.

— Если честно, — со вздохом признаюсь, — больше всего я боюсь взлетов, хотя сегодня было терпимо. Боюсь, что двигатель откажет или птица в него попадет, и мы загоримся, или скорость будет недостаточной для взлета, или угол тангажа превысит допустимую норму, что при развороте крен будет слишком сильным, и мы завалимся, или что закрылки не проверили, что датчики высоты и скорости работают некорректно, или что давление в шинах шасси забыли замерить. Потом боюсь турбулентности, боюсь, что диспетчер вывел нас на один эшелон с другим судном, и мы неминуемо столкнемся. Пожара на борту боюсь. На посадке — бокового ветра, болтанки, тумана, плохой видимости, в общем. На взлете я всегда считаю про себя, и если конечная цифра счета превышает обычное число секунд, а высота все еще не набрана и самолет никак не выравнивается, я тоже паникую. Вдруг что-то сломалось? А?