Босоногая герцогиня - стр. 10
Талэйла внимательно слушала, словно впитывая каждое слово этого мужчины. Её защитные барьеры, возведённые из страха и недоверия, постепенно разрушались в его присутствии. Он был молодым, но его уверенность и сила ощущались в каждом произнесённом слове. В этих словах была суровая правда, не похожая на сладкие сказки Эдвина. В них звучали неудобная правда, интересы, долг, расчёт и непонятная ей ответственность. Однако в этом было больше надёжности, чем во всех клятвах «мужа». Райан не обещал невозможного. Он предлагал выход из ямы, в которую она сама себя загнала. И выбора у неё, на самом деле, не оставалось.
– Я остаюсь, – тихо, но чётко сказала цыганка, гордо вскидывая голову. Её слова прозвучали как обет, данный самой себе. – И принимаю вашу помощь.
Она не сказала, что путь в табор для неё закрыт. Стыд был слишком велик. Вернуться туда, где все знают о её падении, где каждый взгляд будет напоминать о глупости, а жалость станет самым горьким лекарством? Нет, на это у неё не хватило бы духа. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя и понять, как жить дальше с разбитыми мечтами. Мысль о осуждении Янко, о жалости Лилы была невыносима. А о встречи с Эйш она даже думать не хотела! Старейшина промолчит, но осознание, что та всё знала, и что приёмная дочь табора совершила такую ошибку из-за улыбок какого-то лживого лорденка, было нестерпимо.
Следующие дни текли медленно и целительно, как густой мёд. Дом Райана стал её крепостью. Здесь её вкусно кормили, давали время смириться со всем случившимся, не донимали расспросами. Миссис Пемброк заботилась о ней с молчаливой, почти суровой добротой, а служанки, наученные экономкой, не проявляли ни малейшего любопытства. Талэйла подолгу сидела в маленьком саду за домом, где пахло розами, лавандой и свежескошенной травой. Она вдыхала эти запахи, слушала пение птиц и чувствовала, как ледяной комок страха в груди понемногу тает. Попытки читать, с трудом разбирая буквы в книгах из библиотеки, ни к чему не приводили, но это занятие хорошо отвлекало от её собственной, слишком свежей и болезненной истории. Синяки и ссадины медленно заживали, оставляя лишь призрачные следы и страх, сидевший глубоко внутри и напоминавший о себе в кошмарах, которые, впрочем, становились всё реже и менее яркими.
Райан почти не показывался, давая ей пространство, но его незримое присутствие ощущалось во всём: в книгах, что появлялись на её прикроватном столике, в тёплом пледе, аккуратно лежавшем на спинке кресла в саду в прохладные вечера. Он видел её потерянность и понимал, что давление сейчас может спугнуть. Он знал, что дорога домой для неё закрыта, но не навязывал дальнейшую помощь. Ему требовалось её искреннее доверие. Только тогда его главная цель – туманный замысел, связанный с той искрой, которую он заметил в ней с самого начала и которая отзывалась в его собственной тайне, – могла быть достигнута. Он видел в ней не просто жертву обстоятельств, а близкую по духу личность, человека, с которым жизнь обошлась жестоко, но не смогла сломить окончательно. Он чувствовал, что судьба предоставила ему не жертву, а нечто важное, значимое, и он не собирался это упустить.
А пока Райан действовал в другом месте, в мире, где правят не эмоции, а холодный расчёт и сила.