Больше чем Жизнь - стр. 8
Перебивая друг друга, туркмены расхваливали своих псов.
А у меня в голове крутился вопрос:
– Почему у них такие короткие уши и хвосты?
– Их обрезают. А то они мешают во время драки, – ответил Какоу. – Как только родятся щенки, так и обрезают…
– Зашевелились, – произнёс кто-то.
Разговоры прекратились. Всё внимание – вновь на собак. Спокойно, точно по протянутому волосу, они приблизились друг к другу. Хотя шли они мелкими шажками, их поступь была твёрдой, энергичной. Туловища уплотнились, сжались, как луки, а головы, точно стрелы, готовы вот-вот сорваться. Они следили за каждым движением, чувствовали дыхание другого. Хоть бы разок взлаяли, рыкнули, как свойственно собакам, – ни звука.
Не лают. Однако открыли пасти. Порой сверкнут огромные клыки, что твоя сабля. При каждом шаге широкой подошвой передних лап делают движение, словно хотят поймать летящих птиц. Пасти раскрылись шире, на скулах кипит пена. Глаза налились кровью, сверкают, как угольки.
– Не приведи, Господи, встретиться с ними, – прошептал я.
– Это так они готовят себя к схватке. Это психическая атака, чтобы напугать противника, – тоже шёпотом произнёс господин Халназар.
– Удивительно: они так близко стоят, но не бросаются друг на друга. Ох и терпение, воля же у них…
– Поэтому их называют алабай. Они же как профессиональные борцы… Сейчас начнут… Вот увидите, сейчас начнут… – усиливает напряжение господин Халназар.
И началось. Словно кто-то приказал псам или чей-то вздох услышали, когда между ними оставался метр или полтора, они вдруг сильно упёрлись задними лапами, а передние лапы подняли высоко вверх. Однако один замешкался на мгновение с броском, и другой шустро схватил его за горло. Он стал мотать головой из стороны в сторону и рвать схваченное горло.
– Прикончит сейчас… Удушит, – с этими словами я оглянулся на соседей. Не хотелось быть свидетелем подобной жестокости.
– Не удушит, – улыбаясь, наслаждался моей тревогой господин Халназар. – Это только начало. Главная борьба впереди.
– Они ведь живые твари, – жалею я. А глаза всё равно на поле битвы. Чтобы придать сил тому псу, что внизу, хочется крикнуть: «А ну вставай, не сдавайся!»
– Ты не волнуйся за собак, – успокаивает меня благородный туркмен Халназар. – Лишь бы не было суждено видеть драки людей…
– Оно-то так, люди не могут жить без войн, – соглашаюсь я. – Никак не успокоятся.
Вдруг прижатый пёс, внезапно собрав силы, очутился наверху. Широко разинув пасть, схватил за глотку своего соперника, которого я уже счёл победителем…
– Юлбарс наверху, наш Юлбарс, – закричали, захлопали мальчуганы, собравшиеся в сторонке. Кулаки подняли вверх…
– Это сыновья нашего друга Какоу, – пояснил господин Халназар. – Спешат ребятки, рано ещё торжествовать.
Сорокин, сидевший с другой стороны, время от времени тычет мне в плечо.
– Я тоже думаю – этот победит. Он быстрый, плотный.
– Рано ещё судить, – заявляю я, будто что-то понимая. Я слышу каждое слово нашего хозяина, а Валентин Васильевич сидит с другой стороны.
– Этот пёс показался мне уверенным в своей победе. Я за него болею. А ты?
В такие моменты неуместно ответить «мне всё равно». Увлечённому человеку нехорошо показывать своё безразличие.
– Тогда я буду болеть за другого. Несправедливо же, если мы оба будем болеть за одну и ту же собаку…