Бои космического значения - стр. 17

– Но две планеты…

– Они умом понимают это. Но поверить не могут. Война идет уже семьдесят лет.

– За семьдесят лет мы потеряли восемь планет… А тут две в год.

– А ты знаешь, что немало «плоскостников» вообще ничего не имеет против того, чтобы сдаться? – посмотрел на меня с насмешкой Корвен,

– Знаю, – кивнул я, вспоминая разговоры знакомых и соседей в той далекой, теперь кажущейся нереальнои жизни, когда свет для меня еще не сошелся клином на космофлоте, на линкоре «Бриз». Да, я немало слышал пространных рассуждений и о том, что под Мерканой ничуть не хуже, а, может, даже и лучше, чем под Лемурией.

– Все дело в том, что война идет слишком долго. И она слишком далеко. Ненависть, движущая массы, иссякла. Тем более что в большинстве случаев боевые действия ограничиваются схваткой флотов, и высадка на захваченные планеты происходит достаточно мирно. И после оккупации «плоскостники» продолжают жить, как жили – четырехчасовой рабочий день, сенсоригры, тысяча и одно удовольствие. Кстати, в вопросе удовольствий меркане достигли куда больше, чем мы. Тут с ними трудно состязаться. «Простому человеку не все равно, кто пишет для него законы». Не слышал такое мнение?

– Слышал.

– Внизу полно пораженцев… Они перестали верить во врага, считая всю информацию о нем пропагандой военных.

– Кстати, меркане должны были появиться здесь еще пять суток назад, – сказал я.

– Заждался? Не терзай себя. Коротай время до смерти.

– Что у тебя за язык, Корвен?!

– Вся наша жизнь – это коротание времени до смерти. Просто у некоторых это получается интереснее и удается растянуть процесс подольше…

– Корвен, а почему наши разговоры все время скатываются на философствование?

– Наверное потому, что мы пилоты-философы, – засмеялся Корвен.

– А может, враг вообще не доберется сюда? И мы просто бесполезно болтаемся в космосе?

– Возможно. Разведывательная система флота время от времени дает неправильную информацию. Датчики контроля какие-то непонятные возмущения вакуума принимают за движущиеся космические корабли. Все может быть… Но не будет.

– Почему?

– Потому что у меня чешется нос. А это к хорошей потасовке.

– Хохмач.

– На том стоим… Хотя лично мы можем вообще не попасть в дело. Пилотов-стажеров пустят в последнюю очередь. Да и мы – дивизион прикрытия. То есть должны прикрывать кого-то. В лучшем случае будем на подхвате… Но если дойдет до дела, мы многих недосчитаемся, Серг. Несработавшиеся стажеры горят, как факелы, вместе с ведущими.

– Хорош тоску навевать, – поморщился я, зная, насколько он прав.

– Напоминание, – пропел компьютер. – Готовность – десять минут.

– Пора, – сказал я.

Через десять минут начнется патрулирование. Боевые машины делятся по кубам и патрулируют их, пока контрольдатчики прощупывают вакуум. Каждый вылет – одиннадцать часов.

Патрулирование – род деятельности, где первую скрипку обычно играет скука. Только не с СС! С ней каждый полет становился продолжением «камеры пыток». Правда, наш «Альбатрос» не нарывался на плазменные заряды, но зато перегрузки настоящие, а не иллюзорные, и кости после них болят на самом деле.

– Пошли, – кивнул Корвен. И тут по ушам рубануло.

– Боевая тревога! – хлопнул в ладоши Корвен с отчаянной бесшабашностью. Не даром чесался нос. – Серг, меркане здесь!

Сердце у меня бешено забилось в груди. Все, шутки кончились. Начинается боевая работа.