Боги пустынь и южных морей - стр. 60
- Туда все сложи, - Нурбан указал за выступ пилястры. - И ступай пока, потом позову камеру закрыть. Хотя, постой, - он поманил его, потом кивнул на солому. – Эту старю убрать. Принесешь побольше свежей, чтобы госпоже удобно было. И ящик здесь поставь вместо табуретки.
- Господин Ферзай не позволит, - Югоду взирал из-под опущенных бровей с крайне неприятным протестом.
- Позволит, - отрезал сотник. – Иди делай. С Ферзаем я сам решу.
- Так вот… - Эриса подождала, пока он откроет бутылку эля, а затем в подробностях рассказала как ее взяли в «Сытом Капитане» и как вели к тюрьме: о своей жажде, побоях, едва не вывихнутых руках и, конечно, о содержимом вещевого мешка.
- Мерзавцы. Я даже знаю кто это. Искать не придется, - выслушав ее, хмуро сказал сотник и забулькал элем. Конечно, по ее описанию он узнал старого Хурмия, чье прозвище было «Шакал». – То, что вяжут так грубо – это нормально. Наши тоже так делают. Задерживаем часто людей непростых. Если с ними цацкаться, то можно или в дураках остаться, или жизни лишится. Поэтому действовать грубо – это уже привычка. А твои вещички мы вернем, и Шакалу это дорого станет.
- Так вот про заработок. В кошельке денег прилично, больше четырех тысяч салемов. Возьми половину себе, а вторую нужно передать Лурацию, ну тому ростовщику, о котором я говорила, - пояснила госпожа Диорич, поглядывая на бутылку эля в руке аютанца и борясь с искушением открыть себе тоже.
- Ты что, хочешь мне за так дать две тысячи салемов? – сотник стражей даже нахмурился, усваивая сказанное. – Это очень серьезная взятка, - усмехнулся он. Затем, его усмешка превратилась в хохот. – Две тысячи – неплохо! Ну веселишь! А за что, дорогая девонька? – он не удержался и положил руку на ее голую коленку.
- За то, чтобы ты забыл все, что случилось «Брачном Сезоне». Мне это стыдно и больно вспоминать, - госпожа Диорич убрала его руку. – Прошу, Нурбан, не надо. У меня есть любимый мужчина – тот самый ростовщик.
- Хорошо, прости. Признаться, мне тоже очень стыдно за то, что случилось. Да, я с Абдурханом любили развлечься с женщинами. И в этом я часто оказываюсь большим негодяем. Если бы я тогда знал, что ты за человек, я бы тебе ручки целовал. В общем, прости – все то забыто, - он допил эль и поставил бутылку на пол и, качнув головой, повторил: - Две тысячи салемов! Не пожалеешь о такой щедрости?
- Нет. Мне они здесь ни к чему, а тебе и моему Лурацию очень пригодятся. Считай, что это плата за эль и еду, что принесли, и за твои немалые хлопоты. Если хочешь, дай какую-то часть этому Ферзаю. Вот теперь самое важное, - Эриса потянула край туники, подумав, что неплохо бы еще разжиться чистой одеждой, но сказала другое: - Там в мешке была шкатулка с украшениями и с кольцом. Важным кольцом: оно - память о моей маме. Очень нужно найти его и передать на хранение Лурацию. Может быть я выберусь когда-нибудь на свободу, и оно вернется ко мне.
- Конечно ты выберешься, девонька-красавица. Я пока не знаю как, но буду думать, - заверил сотник, и ненадолго приумолк: камеру вошел тюремщик с огромной охапкой соломы.
Когда тот вышел и отдалился, Дехру продолжил, говоря немного тише, хотя его хрипловатый голос был по-прежнему громким: - Может даже эти твои деньги как-нибудь приспособим. Я уже думал по-всякому, как устроить побег или какую-нибудь другую сюда вместо тебя, но пока толкового решения нет. Ферзай не захочет рисковать, и тут уж прости, но я его очень понимаю.