Бог не играет в кости - стр. 32
Дивизионный комиссар Дмитрий Григорьевич Дубровский писал отчет о проведенном параде. В целом все прошло успешно, если не считать это досадное происшествие с трубачом, которого травмировал собственный конь. Какой-то негодяй или придурок напугал лошадь хлопком, и та понесла бедного парня. Поскольку все обошлось одной лишь травмой, об этом можно было бы и не упоминать в докладной записке. Но… На всякий случай Дубровский запросил данные на бойца.
Из Кузницы, где стоял 144-й кавалерийский полк, прислали справку:
«Евсеенко Сергей Иванович, красноармеец 1-го сабельного эскадрона, 1921 года рождения. Призывался из Ленинграда в 1939 г. Член ВЛКСМ.
Гражданская специальность – (прочерк, но сверху вписано „математик“). Отец умер в 1931 году. Адрес матери: Ленинград, 11-я линия Васильевского острова, дом 24…»
Вопросов тут не было. И Дубровский не стал упоминать Евсеенко в своем докладе. Были проблемы и посложнее… Что делать с тем же генералом Никитиным, который в его присутствии в разговоре с начальником штаба армии генералом Ляпиным, бросил:
«Почему мы обязательно должны вступать в союз либо с Германией, либо в англо-французскую коалицию? А сами мы можем обеспечить свой нейтралитет? Вот при Александре III могли. А потом пошли альянсы, в лоб их мать!»
Понятно, что вырвалось у человека, на душе накипело. Но восхвалять царскую внешнюю политику да еще в присутствии члена Военного Совета и начальника политотдела. Коммунист же, мать его в лоб!
Ах, Никитин, Никитин! Мало тебе было семь месяцев за штатом сидеть? Едва ведь из партии не исключили.
Хороший командир. Во всех отношениях умница, сдержан. И вот на тебе. Ляпнул! Да еще в присутствии Ляпина. А если тот первым Лосю доложит? Нда… С Львовичем каши не сваришь… У него свое начальство. Было о чем подумать. Вставить Никитина в сводку негативных высказываний? Так его могут и с должности снять. А он фигура важная – командир корпуса… И командарм его ценит… С Голубцовым посоветоваться?
И он пошел к Голубцову.
Константин Дмитриевич выслушал Дубровского, и лицо его приняло столь же озабоченное выражение.
– Понятно, что с языка сорвалось… Вот уж точно, язык мой враг мой!
– Он же не просто высказался. Он проговорился. Он это в душе таит! Вот в чем беда!
– А знаешь что? Давай я с ним поговорю. По душам. Как коммунист с коммунистом. Мозги ему вправлю. Все равно я в Ломжу на рекогносцировку еду. Придержи пока информацию. Лось ведь не слышал?
– Семен Львович не слышал. А если Ляпин просигналит?
– Я и с Ляпиным поговорю.
– Ну, тогда я, как говорится, умываю руки…
– Умывай, Григорьич, умывай!.. Да, давно хотел тебя спросить, что за фамилия у тебя такая – Дубровский! «Здравствуй, Маша. Я – Дубровский». Не из дворян ли будете Дмитрий Григорьевич? – хитро прищурился командарм. Надо было перевести разговор на другие рельсы, чтобы ЧэВээС не ушел из кабинета с настырной мыслью о Никитине.
– Нет, не из дворян! – усмехнулся Дубровский. – Из простых крестьян Усть-Сысольского уезда Шошкинской волости.
– Это где такая?
– На севере. Теперь республика Коми. Да и сам я коми. И настоящая фамилия – Сивков.
– А Дубровским как стал? Из любви к Пушкину?
– Никак нет. У нас в двадцатых годах как стали паспорта выписывать, так многие коми стали себе красивые фамилии выбирать. У нас тогда на Вычегде и Сысоле и Чайковские появились, и опять же Пушкины, и даже немецкие стали брать – для красоты, понимаешь… Сосед по деревне Кохом стал, а его сват Герценом.