Бог бабочек - стр. 126

Рвусь к карману твоих штанов; ты со смехом откатываешься, заслоняясь одеялом; тащу в сторону одеяло, теряю равновесие и – падаю на тебя, прямо на твою грешную, провоцирующую наготу. Нависаю над твоим лицом, и несколько секунд мы просто смотрим друг на друга, захваченные сбоем программы.

Совсем как в глупых подростковых фильмах. Но – почему-то их героев не раздирает на кусочки так же, как раздирает сейчас меня. Твой жар обжигает сквозь футболку и брюки; ты очень часто дышишь, и я ощущаю твоё дыхание своим животом; а ниже…

Неужели ты и это спланировал?

Рывком встаю и иду к своему матрасу. Нет, мне точно паршивее, чем было Клоду Фролло.

Теперь и Кирилл видел, как меня колотит. Дорогие зрители, если кому-то что-то было непонятно – вот вам выстрелившее ружьё.

– Юль?.. А телефон-то заберёшь?

– Не заберу, – устало говорю я; твой голос хлещет в спину, как плётка. Не оборачивайся. – Оставь до утра, как хотел. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи! – вежливо отзывается Кирилл.

Ты не отвечаешь.

…Вскоре вся квартира затихает, но я лежу, даже не пытаясь уснуть. Не могу спать с тобой в одной комнате. Это чудовищное нарушение миропорядка; это выматывает.

Серебристо-белый лунный свет заливает комод, телевизор, безделушки на полках; смотрю на всё это – и почему-то очень хочется плакать. Видимо, «Блудливая Калифорния» и охота за телефоном дотрепали мои и без того вытрепанные нервы. Я умираю от злости, и печали, и смятенного желания – умираю, а луне и тебе всё равно.

Впрочем, вам и должно быть всё равно. А если и нет – смертному никогда не узнать об этом.

Среди ночи от дивана вдруг доносится невнятный шорох. Ты встаёшь и на цыпочках крадёшься к матрасу, волоча за собой одеяло; луна вылавливает из темноты то твой локоть, то шею, то грудь; окаменев, я смотрю – точнее, чувствую, – как ты ложишься рядом, почти вплотную ко мне.

– Дим? Ты чего?..

– Не спишь? – шепчешь ты. Завернувшись в одеяло, поворачиваешься ко мне лицом; твой тёплый выдох ласкает мне щёку. Твои глаза поблёскивают во мраке, но мертвенные лунные лучи теперь тебя не касаются – поэтому я вижу только тёмный силуэт.

Это сон, – успокаиваю себя. Я всё-таки уснула. Иначе нельзя объяснить ни абсурдную нереальность происходящего, ни то, как ровно я её воспринимаю. Тело снова горит, а сердце бьётся в темпе клубов ночного Лос-Анджелеса, но и это – скорее во сне, чем по-настоящему. Надрыв мира, его распоротый шов – как в тот вечер, когда я узнала тебя. И мне совсем не страшно.

Будто бы так и нужно. Нужно, чтобы ты пришёл и лёг рядом со мной.

– Не сплю, – осторожно пододвигаю к тебе плед. – Ты тут замёрзнешь.

– Нет, – так же осторожно – не прикасаясь ко мне – возвращаешь плед. – Мне очень жарко.

– Это температура.

– Знаю.

– Надо укрыться и пропотеть, чтобы сбилась.

Тихо усмехаешься. С дивана слышится монотонно-глубокое дыхание Кирилла; наш разговор шёпотом отлично дополняет мир сна. Как и во сне, каждая деталь сама по себе кажется нормальной и осмысленной, но вместе они образуют миражный лунный лабиринт. Воронку.

– Мне завтра станет лучше.

– Надеюсь.

– Точно-точно.

– Зачем ты?..

Не договариваю – кто-то невидимый зажимает мне рот. Ты можешь понять как угодно: зачем позвал меня в гости, зачем упросил остаться, зачем забрал телефон…

Ты понимаешь правильно.