Бог бабочек - стр. 128

Нет. Незачем взращивать в себе такие богохульные мысли). – К ритуалам. Привычкам. Обязанностям. Мне важно, чтобы всё шло по плану. Это жутко ограничивает, но я… не гибкая. Помню, когда-то… – (Сбившись на лишние воспоминания, нервно хихикаю). – Когда я была маленькой, дедушка сделал перестановку у нас дома. И я два дня плакала из-за того, что телевизор теперь стоял не там и мультики пришлось бы смотреть с другого места… Представляешь, какая чушь?

– Я… понимаю, – медленно произносишь ты. Медленно – и так вдумчиво: мне становится стыдно, что меня понесло. – И это не чушь.

– Ну… вот. А ты… то есть с тобой… всё по-другому.

Набираю в грудь воздуха, чтобы добавить что-то ещё, – и снова не могу; мерцающий лунный свет приказывает молчать. С тобой всё всегда идёт не по плану. Ты – лес, а не чинный сад с клумбами и подстриженными кустами. Хаос карточной игры; шутовская власть случая. В лесу никогда не знаешь, доживёшь ли до завтра.

Поэтому с тобой мне больно.

Поэтому я нуждаюсь в тебе больше, чем во всём и во всех.

Как порядок нуждается в хаосе; или – наоборот. Знаю, например, что в вопросах любви и влечения я никогда не смогла бы действовать с такой экспериментаторской расчётливостью, как ты. Или Кирилл – кажется, в этом смысле он один из твоих адептов. Вспоминаю, что ты рассказывал: Женя приняла вас в свою квартиру, потому что боялась жить одна.

Не знаю, чего я боялась бы больше – жить в одиночестве или с вами обоими.

– Нет… – шепчу, отчаявшись. – Я хотела сформулировать, но не могу… Запуталась.

– Я понимаю тебя. Правда, понимаю.

Бархат твоего голоса окутывает меня, поднимает над полом – выше и выше, к бледно-бессонному свету луны. Верю, что ты понимаешь – понимаешь всё. Не знаю, как жить с такой тяжестью. Хочу что-то забрать, хоть немного облегчить твою ношу; если бы я могла…

Если бы?..

После долгих минут молчания ты шепчешь:

– Спокойной ночи, Юля.

– Спокойной ночи, Дима, – дрожа, отвечаю я.

У меня не было ночи беспокойнее – и прекраснее.

Беззвучно – без единого шороха – твоя ладонь вдруг накрывает мою. Медленно-медленно – и так бережно, будто боясь разбить. Замираю.

Так нельзя? Это плохо?.. Я должна отодвинуться?

Шелковистый жар твоей кожи не давит, а защищает; уверенно – и неуверенно – вбирает мою дрожь. Раньше я никогда не чувствовала, каковы наощупь твои длинные пальцы – какой напряжённой, гладкой поэмой они звучат.

Бог ненавидит всех нас?..

Не дыша, я разворачиваю руку так, что наши пальцы переплетаются. Ты сжимаешь крепче – и, кажется, тоже не дышишь. Я отдаюсь лунному течению; нет больше ничего – только твоя рука на моей, только наше общее тепло.

Прижимаюсь лбом к этому теплу и закрываю глаза).

…После ванны ты, приняв от меня полотенце, со спокойствием местных гор велишь включить ноутбук и положить ещё поесть.

– …А то я уже что-то проголодался.

Не понимаю, как ты можешь быть таким невозмутимым – столь бесстрастно реагировать на безумное иномирье, из которого мы только что вернулись. Может, дело в том, что ты бывал там уже не раз… Меня не прекращает кружить и нести; по телу расползается щекочущая слабость. Если бы не твои предельно конкретные распоряжения, я, наверное, не сразу бы вспомнила, какой сейчас год и как называется посёлок за окнами.

Кое-как натягиваю платье, но не снимаю ошейник: снимать не хочется, и я пользуюсь тем, что ты об этом не просишь. Очень естественным (почти привычным?..) движением перекинув через плечо поводок, включаю ноутбук и бегу подогревать ужин.