Бодлер - стр. 3
В оставшемся незаконченным обращении к Парижу, которое должно было завершить «Цветы зла», Бодлер не может распрощаться с городом, не помянув его баррикад; он говорит о «магических булыжниках, вздымающихся ввысь твердынями»[20].
Правда, «магическими» эти булыжники стали у Бодлера, потому что ему были неведомы те руки, что их громоздили. Однако именно этот пафос был, возможно, вдохновлен бланкизмом. Сходным образом бланкист Тридон восклицает: «О force, reine des barricades <…>, toi qui brilles dans l'éclair et dans l'émeute <…>, c'est vers toi que les prisonniers tendent leurs mains enchaînées». [«О сила, царица баррикад <…>, ты, блистающая как молния в порыве мятежа <…>, к тебе узники воздевают руки, закованные в кандалы».][21]
В последние дни Коммуны пролетариат уполз за баррикады, словно раненый зверь в свою нору. Одной из причин поражения Коммуны стало то, что рабочие, привычные к баррикадным боям, не могли решиться на открытое сражение, необходимое для того, чтобы остановить Тьера. Эти рабочие, как пишет один из недавних историков Коммуны, предпочитали «встрече в чистом поле бой в своем квартале <…> и, если придется, смерть за булыжной баррикадой одной из парижских улиц»[22].
Самый главный из парижских баррикадных командиров, Бланки[23], сидел тогда в своей последней тюрьме, в форте Торо. В нем и в его товарищах видел Маркс, вспоминая Июньскую революцию, «подлинных вождей пролетарской партии»[24].
Невозможно, пожалуй, переоценить революционный авторитет, которым пользовался тогда Бланки, сохранив его до самой смерти. Пожалуй, только Ленин был единственным после Бланки, чьи черты пролетариат хранил с такой ясностью. Запомнились они и Бодлеру. На одном из листков сохранились его беглые зарисовки, среди которых есть и профиль Бланки. Понятия, используемые Марксом в характеристике парижской среды конспираторов, впервые позволяют выявить двойственное положение, которое занимал в ней Бланки. С одной стороны, за Бланки не без оснований закрепилась слава путчиста. Он предстает политиком того типа, который, как говорил Маркс, считает своей задачей «упредить процесс революционного развития, искусственно довести его до критической точки, вызвать революцию, импровизируя, не создавая для нее предпосылок»[25].
Если противопоставить этому сохранившиеся описания Бланки, то он предстает скорее одним из habits noirs, конкурировавших с профессиональными конспираторами. Вот как описывает один из очевидцев бланкистский клуб Парижского центрального рынка: «Чтобы получить точное представление о впечатлении, которое сразу же производил бланкистский клуб – в отличие от двух клубов, которые принадлежали тогда… партии порядка, лучше всего вообразить себе публику „Комеди Франсез“ в тот день, когда играют Расина и Корнеля, и для контраста – толпу простонародья, заполняющую цирк, в котором акробаты выполняют головокружительные трюки. Пришедший оказывался словно в храме, в котором совершается ортодоксальный обряд конспирации. Двери были открыты для каждого, но вновь приходили лишь те, кто стали адептами. После удручающего шествия угнетенных <…> поднимался жрец святилища. Предполагалось, что ему предстоит резюмировать жалобы его клиентов, народа, представленного полудюжиной самонадеянных и раздраженных олухов, только что выслушанных. На деле же он давал характеристику ситуации. Его внешность была отменной, одеяние – безупречным, черты лица – утонченными, выражение лица – спокойным, лишь изредка угрожающая, дикая молния проскальзывала в его глазах. Они были маленькие, узкие и пронзительные, обыкновенно взгляд их был скорее дружелюбным, чем жестким. Его речь была размеренной, отечески наставляющей и ясной; из всего, что я когда-либо слышал, эта речь менее всего походила на декламацию, в этом ее можно было сравнить разве что с речью Тьера