Блуждающая искра - стр. 2

А жизнь то налаживается, с тайной надеждой и самоиронией подумал Анри-Франсуа.

Нёс кузнец три ножа. Слава! Первый нож На бояр, на вельмож. Слава! Второй нож На попов, на святош. Слава! И молитву сотворя, Третий нож на царя. Слава! (Кондратий Рылеев) Вечер двенадцатого августа одна тысяча восемьсот двадцать четвертого  года. Анри Франсуа Дельбёф задумчиво стоял отвернувшись к окну и заложив руки за спину и невидящими глазами смотрел на кроваво красный закат. К нему подошел молодой человек лет тридцати, среднего роста и худощавого сложения, нервным жестом поправил очки в изящной оправе: – Месье Дельбёф, вчера на общем собрании вы сказали, что Бенкендорф еще три года назад докладывал императору о существовании тайных обществ… откуда у вас такие сведения… и почему в таком случае против нас до сих пор не были приняты соответствующие меры? Это был Кондратий Федорович Рылеев, он состоял на должности правителя канцелярии Российско-Американской компании, там служили и некоторые другие члены общества. – Да… – Анри-Франсуа повернулся к Рылееву –  Бенкендорф подавал на высочайшее имя две записки, касательно целей и деятельности "Союза благоденствия", он сам состоял в масонской ложе "Соединенные друзья", куда входил и наш товарищ Пестель и еще ряд других товарищей… Вторая записка содержала проект коренной реорганизации службы безопасности…наше счастье, что император Александр проигнорировал эти записки… Но это пока… Бенкендорф упорный служака, не лишенный таланта в своей области и фанатичный монархист, об этом надо помнить… А откуда знаю… не спрашивайте, друг, и сами должны понимать, не отвечу… – Вы убежденный республиканец, бывший член Якобинского клуба и депутат Конвента, месье Дельбёф, почему же вы никак не можете договориться с Пестелем? Анри-Франсуа отвернулся от окна и всем весом рухнул в кресло, заложив ногу на ногу: – Я очень уважаю Павла Ивановича…считаю его одним из лучших…как лучше выразиться… программных деятелей, его взгляды не эмоциональны, не стихийны, обдуманны…что очень важно. Но в наших рядах по-прежнему нет единства, даже его дара убеждения и личного обаяния не хватило на то, чтобы устранить опасные разногласия между нашими товарищами… – Может вы слишком мрачно смотрите на вещи, месье Дельбёф? Слияние Северного и Южного обществ возможно уже в следующем году, ну, к 1826 году   точно… Призывая к вниманию, Анри-Франсуа поднял указательный палец: – Мы могли бы добиться привлечения на свою сторону немалого количества образованных, но незнатных молодых людей, именно из этой категории вышло большинство французских революционеров… Но нет… вы предпочли замкнуться в своем узком кругу аристократов-либералов… Простой люд и вовсе для вас какая-то чуждая категория, иное племя…как и для французских аристократов… Если вы не измените свою позицию в этом важном вопросе… всё плохо закончится… Простите, но лгать не имею морального права, как французский якобинец русскому революционеру…брату… Высказавшись, Дельбёф замолчал.  Он знал, многие товарищи втайне недолюбливали Пестеля, видели в нем холодного лицемера, потенциального Бонапарта и даже агента Аракчеева. Последнее, разумеется, полнейший перебор… Немногие могли смириться с его умом, железной волей, острым чувством реальности и нетерпимостью к дилетантизму… Сторонники конституционной монархии из Северного общества опасливо и неприязненно вздрагивали, слыша одобрительные отзывы Павла Пестеля о якобинской Республике  1793 года и деятельности Комитета Общественного Спасения. Пестель требовал в случае победы тотального уничтожения всех Романовых без различий пола и возраста, но при этом французских якобинцев, которые и не думали тронуть детей Людовика Шестнадцатого считал жестокими… Хм… Вот это действительно странно. И где тут логика? Впрочем, судьба Романовых не  повод для разногласий. Бурбоны, Романовы и прочие… коронованные "сверх-человеки, раса голубой крови"… судьба у них общая. И всё же… им надо многому научиться, нужно много работать, организация пока слабая и малочисленная, конспирация… и вовсе прости Господи… – Кстати, Александр Пушкин… знаете нашего поэта?  – Рылеев искоса взглянул на француза – весьма нерасположен к Пестелю и даже как-то окрестил его "русским Робеспьером"… Смуглое лицо Дельбёфа приняло суровое выражение: – Во-первых, Пушкин не член Общества, он непосвященный…  просто добрый товарищ некоторых из нас и… о чем нужно помнить… несмотря на фрондерство и кажущийся либерализм, он вполне себе легитимист верный трону… А  сравнение с Робеспьером…запомните, это не ругательство, это особая честь для революционера…республиканца…этот человек стоил для нас больше, чем всё золото Перу… И да… передавайте от меня привет господину Кюхельбекеру? Где он сейчас, на Кавказе? Если он меня не помнит, сообщите, что я был на его парижских лекциях весной 1821 года… Занятная случилась история. Посреди ультра-роялистского Парижа ему вздумалось открыто читать лекции о закономерности грядущей Революции и свержению монархий в каждом цивилизованном государстве…его тут же вызвали в российское посольство, где потребовали прекратить "тираноборческие" лекции, а затем и вовсе заставили вернуться на родину… На пороге комнаты появился слуга Жанно: – Месье Дельбёф, к вам…молодые люди, те двое, что были вчера, студенты… Рылеев слабо улыбнулся и поправил очки: – А вот и ваши молодые друзья… ученики… несмотря на солидный возраст, вы очень активны, месье Дельбёф и не теряете времени… ну что ж, оставляю вас… ... … ... На одном из приемов в доме графа Верейского у Анри-Франсуа  появилась возможность поближе познакомиться с Анной Никитиной. Дельбёф огляделся. Люстры старинного зала, бронза, паркет, зеркала, в которых отражались фраки кавалеров и бархатные платья дам, сверкающие украшениями…посередине длинный красиво сервированный стол. Пока аристократическое общество развлекалось танцами, флиртом, игрой на фортепиано, молодая женщина по-прежнему  одиноко сидела в углу и чуть грустно и отстраненно наблюдала за окружающими. Кавалера для нее в этом аристократическом обществе не нашлось, хотя она была еще молода и весьма привлекательна. – Простите, мадемуазель, если я посмею нарушить ваше одиночество? Мне показалось, что вы скучаете? Подернутые осенней дымкой грусти светло-карие глаза чуть заблестели и Дельбёф услышал тихий мелодичный голос: – Благодарю… вы очень внимательны, сударь. Но… всё как всегда… по крайней мере для меня. Уверена, что вы успели заметить, что в здешнем обществе меня   не считают равной… Могли бы и вовсе никуда не приглашать…так было бы честнее… – тон, которым молодая женщина произнесла эти слова показал Дельбёфу, что она отнюдь не лишена чувства достоинства и не хочет смириться с навязанной ей ролью жалкой униженной Золушки, терпимой из "милости". – Мадемуазель, я тоже думаю, что это НЕ НАШЕ общество, только КТО именно и КОМУ тут не равен еще большой вопрос… – темные глаза француза лукаво сверкнули на малоподвижном лице. Молодая женщина взглянула на него с удивлением, такого ей еще не приходилось слышать. Дерзко…вдруг подумалось ей… но справедливо… впервые кто-то поддержал её, подошел с добром, без тени покровительственной надменности. – Можно узнать, что вы читаете, мадемуазель? – взгляд внимательных темных глаз Дельбёфа упал на ярко-синий томик, лежащий на коленях Анны. – Конечно, месье, это перевод чудесных стихов Андре Шенье, вашего соотечественника… Вы знакомы с его стихами? О них уважительно отзывается даже звезда нашего поэтического Олимпа…господин Пушкин… Анри-Франсуа чуть нахмурился  и сделал неопределенный жест. Подумалось… Шенье…этот чертов контрреволюционер с его "Ямбами", кропавший кровожадные статейки в роялистской прессе, был отправлен в увлекательный круиз до площади Революции с билетом в один конец… Но сказал лишь: – Да, мадемуазель, я знаю его стихи. Они хороши, когда он пишет об античности, о природе, о любви. Но его политических стихов я не выношу… – А тут таких и нет… –  Аннет чуть растерянно пожала плечами. – Ну и хорошо… мадемуазель Анна… вы согласны прогуляться со мной по саду…пока господа увлечены шампанским, танцами и своими дамами? Глаза молодой женщины оживленно заблестели, она слегка кивнула французу и застенчивым жестом она подала ему руку.