Блудные братья - стр. 45

– Риссы не было с ними? – спросила Кендра.

– Увы, нет. Вы же знаете эту девочку. Она не любит пресмыкающихся. Большой Виктор их тоже, конечно, не любит, но способен легко преодолеть неприязнь. Рисса же предпочитает симпатичных млекопитов. Можно было ожидать, что ее фаворитами будут кошки. Но она предпочла единорога.

– Почему вы так решили? – осведомился Кратов. – Насчет кошек?

– Вы же знаете кошек, – охотно пояснил Ольгерд. – Это одно из немногих животных, у которых почти круглая форма черепа. Очертания кошачьей головы близки к младенческому, но не вызывают реакции отторжения, как это происходит применительно к обезьянам, которых люди обычно воспринимают как злую пародию на самих себя. Поэтому люди питают к кошкам подсознательную нежность… Было бы естественно ожидать того же и от Риссы, с ее рано сформировавшейся материнской самоиндентификацией. Однако юная красавица поставила меня как психоаналитика в тупик. Вы любите кошек, доктор Кратов?

– Я? – погруженный в размышления, тот не сразу понял вопрос. – Не знаю… наверное. Не требуйте от меня соответствия вашим стандартам. Я ведь ксенолог.

– Константин должен быть одинаково терпим даже к самым жутким уродам, – ввернула Кендра. – По нашим с вами, Ольгерд, представлениям.

– Это верно, – усмехнулся Кратов. – У меня много хороших знакомых, например, среди рептилоидов.

– Удивительно, – сказал Ольгерд. – Человеку свойственно испытывать беспредметный страх перед рептилиями. Это в нас от тех же обезьян, которые тысячелетиями почитали змей за смертельных, опаснейших врагов. Даже если вы сумели преодолеть этот древний инстинкт без ущерба для психики, должна сохраниться хоть какая-то замещающая реакция. Например, недоверие…

– Рептилоиды тоже не доверяют людям, – уклончиво проговорил Кратов. – Но вот этому рациональных объяснений не имеют. В мирах, где эволюция остановилась на рептилиях, млекопитающие редко получали шанс на выживание.

– Я видела этих ваших рептилоидов, – сказала Кендра. – Почему-то все называли их «тоссами». Они совсем не такие, как наши змеи или ящерицы. Они как… как большие детские игрушки. Можно ли бояться игрушек или не доверять им?

– Можно! – с наслаждением уверил ее Ольгерд.

– Вам, сударыня, прямая дорога в ксенологи, – сказал Кратов уважительно. – Есть люди, которых при виде тоссов прямо-таки трясет.

– А, эти… – со странной интонацией сказала Кендра. – Я знаю, о ком вы говорите. Вот перед кем нужно испытывать подсознательный страх.

– Так оно и есть, – оживленно сообщил Ольгерд. – Не скажу, что страх, но отмечалось недоверие, как, например, у Мерседес. Или плохо скрываемое отвращение, как, например, у Грегора. Чем взрослее ребенок, тем ярче у него, простите за тавтологию, нетерпимость к нетерпимости. Хотя есть и исключения из правил, например, тот же Майрон…

– А почему вы спросили, не ходила ли Рисса ловить скалковидных змей? – поинтересовался Кратов.

– Вальковатых, – поправила Кендра. – Из ваших слов я поняла, что у этого участка леса – мрачная аура…

– Мягко сказано, – усмехнулся Кратов. – Кто-то из тамошних жильцов не любит, когда нарушают его уединение.

– Если бы Рисса была с Большим Виктором, она бы тоже это ощутила. Но ощутила бы глубже.

– И в беседе со мной наверняка нашла бы более точные слова, – добавил Ольгерд.