Блатной - стр. 46

– Так вот, если уж начистоту. Вы рветесь в больницу из-за Гуся, не правда ли? Боитесь, что он выполнит угрозу, явится, будет вас гнуть…

«Гнуть» – вот как это у вас здесь называется, – подумал я, глядя в близкое его, холеное, хорошо упитанное лицо. – Уже успели, подлецы, свою терминологию создать».

– Признайтесь, – продолжал напирать капитан, – все ведь по этой причине?

– Причин много, – ответил я уклончиво. – Вы же читали заявление, знаете. Я болен…

– Знаю, – нетерпеливо перебил он меня, – да, да. Но я – о главном!

– Ну, допустим. И что же?

– А то, что бояться вам теперь нечего. Гусь ушел. Уже три дня как ушел.

– Что-о? – изумился я. – Куда?

– На этап.

– Куда?

– Ишь, как вы оживились, – пробормотал, посмеиваясь, капитан, – даже щеки порозовели.

Он помолчал, затем спросил небрежно:

– Вас интересует что – маршрут?

– Конечно.

– Тут я ничем помочь не могу. Не имею права… Да какая вам разница? Главное – ушел. На север! Так что можете спать спокойно.

– Спокойно? – протянул я с сомнением. – Вряд ли, гражданин начальничек. Ох вряд ли. Не дадите вы мне покоя! Один ушел – придет другой… Где у меня гарантия?

– Гарантия – мое слово, – веско выговорил он. – А оно, поверьте, надежное. Но и вы, в свою очередь, тоже должны мне кое-что гарантировать.

– Что же именно?

– Прежде всего – немедленное прекращение голодовки. – Он сказал это с расстановкой, отделяя и чеканя слова. – Не-мед-лен-ное! И кроме того, чтоб все было тихо, без шороха, без демонстраций.

Каким-то темным чутьем, арестантским звериным инстинктом я уловил его скрытую растерянность, странную слабину… Он хочет, чтоб все было тихо, – именно этого! Но почему? Почему?

– Вы говорите: без шороха, – сказал я, помедлив. – Однако он уже начался.

– Так вот, кончайте, – заявил капитан. – Иначе примем меры. Начнем кормить принудительно, через кишку. Знаете, как это делается? То-то… Да к тому же еще и статью припаяем. – В голосе его звякнул металл. – Второй срок дадим – за провокацию…

– Ну, положим, провокациями занимаетесь вы, а не я! – Я почувствовал на мгновение, как закипает и поднимается во мне горячая волна ненависти. – Имейте в виду, если понадобится, я тоже приму свои меры.

– Свои? – Он прищурился. – Меры? Любопытно… Что вы можете сделать?

– Буду писать! Обращусь в прокуратуру, в Верховный Совет, к самому министру, наконец. Расскажу обо всем, что вы здесь творите.

– Ты думаешь, скотина, – сказал, поджимая губы, Киреев (наконец-то он заговорил истинным своим языком!), – думаешь, это тебе поможет?

– Не знаю. Может быть, и не поможет, не важно, – отмахнулся я. – Но вам повредит, это уж точно!

Во время этого разговора я сидел на полу, прислонясь плечом к сырому бетону стены. Капитан стоял надо мной пригнувшись, упираясь ладонями в расставленные колени… Теперь он распрямился и как-то подобрался весь, потускнел лицом.

И, вглядываясь в него, я понял: я прав! Я угадал верно! Они оплошали, что-то сделали не так… С этим, без сомнения, и связан отъезд Гуся. Ну конечно – с этим! Он же все время жаждал крови. И получил ее в конце концов. И очевидно, перестарался, переборщил; искалечил кого-нибудь или угробил, скорее всего – угробил! И может быть, даже не одного. А здесь ведь не северный концлагерь! Мертвеца в тюрьме не оформишь по классическому стандарту: «Убит при попытке к бегству во время вывода на работу…»