Биография неизвестного - стр. 26
За столом было много тех, кого я не знала. Как я успела понять и несколько удивиться этому, многие гости были приятелями дяди Павлы и преимущественно не были знакомы даже с самой Павлой. Были тут и их сыновья. Я видела их впервые, однако уже понимала, что было бы жестоко по отношению к моим скулам встретиться с ними когда-либо еще раз.
Один из них, невысокий и нескладный, на протяжении всего вечера заливал ближайших соседей по столу утомительными рассказами о своей работе, богатстве и потенциале. На вид ему нельзя было дать больше двадцати лет, но рассказы его были рассказами прожившего трудную жизнь и состоявшегося в профессии человека, чей успех был абсолютной заслугой его самого, а не отца, сидевшего в противоположном конце стола в костюме за девяносто тысяч.
Другой, более упитанный, но уже несколько облысевший, молча уплетал салаты и мясные медальоны, не проявляя никакого интереса к окружавшим его людям, будто он и вовсе сидел в какой-нибудь общественной столовой и стремился побыстрей разделаться с обедом, чтобы избавиться от наскучившей ему толпы посетителей.
Оба субъекта вызывали у меня смех, потому как, в отличие от них самих, каждый из их родителей мечтал женить своего сынишку на богатой и чудесной Павле. А она, красивая и достойная, возвышалась над всем этим столом, за которым собралось по меньшей мере пятьдесят человек, и улыбалась гостям счастливой и искренней улыбкой. А я про себя желала ей мужества и воли, чтобы суметь противостоять, возможно, одному из самых пагубных желаний ее родителей.
Звенели бокалы, играла музыка, сыпались поздравления, а я в замешательстве покусывала нижнюю губу при воспоминании о купленном наспех подарке, который лежал где-то среди моря цветов и коробок.
С головой погрузившись в захлестнувший меня круговорот работы и праздности, за прошедший месяц я ни разу не задумалась о подруге. Мы все реже встречались с ней по субботам, однако даже в эти редкие встречи мысли мои были далеко за пределами кафе Lilla rosso. Я слушала Этти, ее короткие и сбивчивые рассказы об аспирантуре, незначительные упоминания о приятельницах и рассуждения на тему новых выставок и книг, и мне становилось скучно с ней. Я невольно сравнивала Этти с Альбиной и находила, что различие между ними было подобно пропасти.
Главным и основополагающим отличием между ними было умение проявлять инициативу. Альбина не привыкла возлагать ответственность за принятие решений на чужие плечи – она всегда действовала в одиночку, самостоятельно обдумывая каждый свой шаг и никогда ни у кого не спрашивая совета. Она говорила, что путь к верному решению пролегает через шаткий мост над пропастью из заблуждений. Чужие советы и опыт только подталкивают к этой пропасти, потому как затмевают ясный взор сердца.
Этти же была настоящим дипломатом, никогда не отстаивала своей точки зрения и никогда ни с кем не спорила. От полной инфантильности ее оберегала единственная черта, делавшая ее исключительной, – Этти никогда не спорила, но и никогда не поступала так, как говорили ей другие. Да, Этти была человеком исключительно верным и удивительно настоящим, однако в ту осень я впервые усомнилась в истинности нашей дружбы.
Итак, я забыла об Этти. И только когда она вручила мне конверт с приглашением, я с ужасом вспомнила о том, что у моей лучшей подруги скоро день рождения. Теперь же я испытывала стыд при мысли о том, как Этти откроет небольшую коробку с подарочным изданием «Графини де Монсоро» ее излюбленного Дюма, как будет радоваться этому подарку и благодарить меня, как искренен будет ее восторг. А я буду улыбаться ей и, встречая ее нежные слова и взгляд, полный любви, много говорить о дружбе, которую я едва не предала.