Биография неизвестного - стр. 22
Она вошла тихо, но уверенно, спокойным шагом ступая по пустынным улицам и площадям, и когда первый лист, потревоженный ее рукою, сорвется с ветки и желтым пером опустится к ногам, то прохожий обернется ей вслед и со вздохом и сладостной тоской произнесет про себя: «Наступила осень…»
Ночи становились холоднее, рано смеркалось. Кое-где на деревьях появлялись первые золотые сережки. И хотя солнце все еще было теплым и согревало блекнущие макушки еще зеленых берез, но уже пахло осенью.
Я ехала на утреннем троллейбусе и смотрела в окно на пробуждающуюся Москву. Кое-где дворники подметали тротуары, автомобили проносились мимо троллейбуса, оставляя за собой призрачный сероватый отсвет. Деревьев было мало – одни бледно-коричневые дома и тонированные стекла офисов. Было раннее утро, а казалось, что уже середина дня: на улицах было много людей, на дорогах – много машин, а в окнах кофеен то тут, то там мелькали белоснежные кофейные чашечки.
Троллейбус не был до отказа забит людьми, однако мест свободных в нем также не было. Нельзя было того же сказать о полных электричках, которые приходили в это время на вокзал. В одной из таких электричек приезжала из Подмосковья Альбина.
Ранним утром благоухающие и спешащие мужчины и женщины, хорошо одетые, с чистыми, просветленными лицами и еще дремлющими мыслями, непрерывным потоком направлялись к небольшим подмосковным станциям и на узких платформах, у самого края, собирались в пестрые группы. Подходили электрички, постукивая колесами и поскрипывая тормозами, открывались автоматические двери, и группы компактно прижавшихся друг к другу людей вливались в уже забитые вагоны. Электрички, сомкнув шипящие двери, уезжали, и через несколько минут новые большие группы благоухающих мужчин и женщин собирались у самого края платформ.
Спустя сорок минут поездки в формате тушеных килек, все еще благоухающие, но уже не такие просветленные, мужчины и женщины все тем же пестрым потоком выливались на платформу вокзала. Зажигались сигареты, щелкали турникеты и постукивали по асфальту маленькие каблучки. Раннее московское утро противоречиво и многообразно, однако, как и всякое утро в любом другом месте, оно пахнет не только кофе, но и надеждой на новый день.
Но даже то, что Альбина жила довольно далеко от работы, не мешало ей приезжать в офис одной из первых, идеально одетой и с безупречной укладкой. Когда я заходила в отдел, первое, что я видела, – это Альбину в окружении флакончиков и кисточек. Держа в руках маленькое круглое зеркальце, она кокетливо подкрашивала свои тонкие губы и подрумянивала щеки. Лицо у нее было маленьким, аккуратным, а светлые волосы – длинными и блестящими. Альбина была необычайно женственна и привлекательна, и, несомненно, она знала об этом и пользовалась этим. При виде меня она всякий раз весело махала мне рукой, улыбаясь своей искренней и прелестной улыбкой.
Каждый рабочий день в офисе начинался одинаково: рабочие места постепенно заполнялись, включались компьютеры, загорались мониторы, постукивали чашки и то тут, то там слышалось шипение закипающих чайников и автоматов с кофе. В одно такое утро я во второй раз увидела его.
Он вошел в этот мир света и телефонных звонков так, будто уже сто, тысячу раз был здесь, – неторопливо, но смело. Не бросив лишнего взгляда, он неспешно прошел к одному из столов. В тот короткий миг, когда взгляд мой упал на его лицо, меня вновь обволокла волна чувства, будто я знала его раньше, когда-то очень давно. Он был словно далекий, едва уловимый аромат, который ты слышал когда-то и теперь вновь встретил, и маленькие уголки памяти задвигались, являя мысленному взору то когда-то потерянное, едва уловимое, но такое явное.