Безмолвные лица - стр. 17
– Мы дети, а с похитителем даже взрослые не могут справиться.
Харальд пристально посмотрел на Эрика:
– Как ты так быстро превратился в девчонку?
– Ты просто не понимаешь…
– Это ты не понимаешь. – Харальд слегка стукнул его в грудь. – Ты единственный, кто его видел и кого не похитили, ты как-то разрушил его чары, а значит – в тебе есть силы.
Наверное, он хотел подбодрить Эрика, но сделал только хуже.
– Ты разберись уже, проклят я или во мне есть силы.
– Эти вещи связаны, – серьезно сказал Харальд и посмотрел в пустоту, словно раздумывал над чем-то важным.
Разговор вышел неприятным и пугающим. Уж лучше чистить сарай или помогать на кухне.
– Иди ты!
Снова послышался звук шагов. На этот раз казалось, что кто-то целенаправленно двигается в их сторону. Парни замолчали. Этой лестницей пользовались редко. Вела она на третий этаж, который служил чердаком с брошенными вещами. Сломанные церковные лавки; облезлые канделябры и подсвечники с пятнами ржавчины; пустые багеты, картины из которых давно продали; и сундуки с пыльными тряпками, которые даже моли были не по вкусу.
Через некоторое время уже можно было разобрать голоса. Один – сухой и трескучий – принадлежал незнакомцу. Второй голос Эрик узнал быстро. Каждое слово вызывало мурашки на спине, именно так на него действовала настоятельница Грета. Говорила она невероятно спокойно и монотонно.
– Отец Матиас совсем плох, – сказал скрипучий, – его дни сочтены.
Говорили они о священнике, что служил в церкви Дома Матери.
– Мальчишки уважают старика, он заменяет им дедушку, – ответила настоятельница.
«Ложь», – подумал Эрик.
Святой отец давно не проводил с ними времени. Он даже не запоминал их имена. Все время путал и коверкал.
– Не важно, будет лучше, если он уйдет на покой и заберет с собой все тайны. Потому что он ничего уже не сможет сделать.
Они подошли совсем близко к лестнице. Свет от масляной лампы проникал в щели между досок, и Эрик задержал дыхание, будто это могло сделать его невидимым.
– Отец Матиас слишком стар, чтобы помнить о прошлом. В его больной голове последние сорок лет смешались в кашу. Иногда он разговаривает сам с собой или называет нас выдуманными именами.
– Он бредит и говорит лишь о том, что сохранилось в его голове, – сказал «сухой» голос, – я не получил от него ответа.
– Он постарел. Все время проводит в своей комнате. Его даже исключили из совета, – спокойно сказала настоятельница.
Кто-то из говорящих встал на ступеньку. Дерево скрипнуло.
Эрик, чувствуя, как начинает кружиться голова, медленно выдохнул, а затем так же медленно втянул воздух. Харальд же свернулся клубком и не поднимал головы. Было не ясно, дышит ли он вообще.
Разговор, свидетелями которого стали мальчишки, их напугал. По какой-то причине скрипучий голос оставлял ссадины за грудной клеткой. И даже когда человек молчал, эти зацепки все равно тревожили.
– Тот мальчик, – скрипнул голос в такт очередной ступеньке. Сквозь дерево Эрик вдруг ощутил на себе взгляд. Хотя и понимал, что скрыт от незнакомца тенью и досками.
– Эрик? Тихий и спокойный ребенок, – ответила Грета.
– Что он видел в ту ночь?
– Он говорит, что не помнит.
– Он может врать? – На этом вопросе у Эрика свело дыхание, а мышцы сковала судорога.
– Нет, он так напуган…
– Жаль… он мог бы помочь…