Безбашенный - стр. 47

   - Мира моя, - руки жадно впиваются мне в волосы, притягивая лицо еще ближе, - так близко, что я вижу отражение собственных зрачков в его глазах.

   И…

   Все!

   Не остается ничего больше, - ни этой комнаты, ни понимания того, где мы, ни здравого смысла, - ничего!

   Только одно, - огромное, необъятное, то, что бьется в наших сердцах, сливаясь в единый стук.

   - Антон, - выдыхаю прямо в его горячие губы, ловя обжигающее дыхание, сходя с ума окончательно.

   - Как же я скучал, - хриплый голос уже скользит по моим губам, поникая вовнутрь, в горло, в самое сердце, отбиваясь внизу живота тяжелым, почти болезненным узлом. – Я не могу без тебя, Мир…

   - Я без тебя не живу, - лихорадочно скольжу словами и кожей по его рту, наконец оживая, охватив руками напряженные бицепсы.   – Не могу…

   Боже, - как же это естественно, как правильно, - быть вот так, с ним, вместе, рядом, обхватив его руками, ощущать его жар, исходящий от кожи и тонуть, тонуть в этих сумасшедших, диких, почерневших глазах… Моих глазах, потому что он – будто продолжение меня, как сиамский близнец, уж точно не меньше.

   Я задыхалась? Я не могла дышать, когда оказалась с ним рядом?

   Нет! Это без него я не дышала, - совсем, - только сейчас это понимаю!

   - Антон…

27. 27 Глава 27

      Его губы накрывают мои с полным безумием, впиваясь так, как будто он хочет вобрать меня в себя всю, без остатка.

   Он никогда не целовал так, - но сейчас наши языки схлестываются, а тело просто выгибается натянутой дрожащей струной.

   Я плавлюсь, вся превращаясь в пламя под его диким взглядом.

   Как феникс – умираю, чтобы снова стать живой в этом безумном, сумасшедшем огне!

  Даже воздух вокруг нас, кажется, потрескивает, от переполнившей его электрики и напряжения, которое вот-вот должно взорваться безумным сполохом, не говоря уже о нас самих! Все внутри дрожит и выстреливает, будто лопаются те самые невидимые струны.

   Руки Антона, как тиски, сжимают мои бедра , а его сумасшедший, лихорадочный напор – просто сбивает с ног.

   Наши языки схлестываются жаром под хриплые полустоны и всхлипы, сама не замечаю, как мои руки начинают лихорадочно скользить по его твердой, будто каменной груди, нырнув под рубашку.

   Сердце колотится где-то в горле и даже в глазах темнеет.

   И уже плевать.

   Плевать на все.

   На все, что будет теперь дальше.

   Потому что никакая сила не способна оторвать меня от него!

      Антон жадно дергает мою блузку, пуговички с грохотом осыпаются на пол, так и не прерывая жадного поцелуя, продолжая таранить меня языком, как будто выплескивая все то же, что и во мне накопилось за все это время, - и одновременно давая почувствовать, как изголодался, будто клеймя, будто прокалывая меня сейчас насвозь.

   Он обхватывает мою грудь двумя руками, резко хрипя, раздвигая ноги коленом, - и я поддаюсь, выгибаюсь навстречу таким желанным рукам, ласкам. По которым так истосковалась.

   Уже стону вголос, сдергивая рубашку с его плеч вниз, голова безумно кружится от того, как он сжимает мои соски, как отпускает наконец мой истерзанный рот, мелкими, жадными, лихорадочными поцелуями спускаясь вниз по шее, слегка прикусывая кожу, от чего ноги окончательно перестают меня держать.

   - Ты моя Мира, - он подымает голову, продолжая выкручивать мои соски, пронзая меня бешенным, безумным, диким взглядом. – Блядь, ты же моя…