Без любви, или Лифт в Преисподнюю - стр. 18

– Куда?

– К нам с тобой. Сначала к тебе, а когда объявятся твои предки, мы снимем квартиру. У меня кое-какие намётки уже есть. Я в понедельник поеду смотреть варианты. А потом, когда бизнес раскрутится, мы купим себе квартиру. Купим машину, может, и не одну. Родим детей, как получится, не задумывая, просто от любви, и будем жить долго и счастливо, а умрём в один день и один час.

У неё открылись глаза, как будто она забыла, что векам привычнее моргать, и от той сухости глаза будто воспалились; у неё упал подбородок и повисли руки. Она не знала, что подумать и что ему сказать.

Никита прошептал – она не расслышала что, и, приобняв бережно, просунув руку ей подмышку, так что кончики пальцев едва-едва касались груди сбоку, долго целовал, пока она не начала приходить в себя.

Очнулась. Никита держал её пальцы в своих ладонях, а на безымянном пальчике красовалось тоненькое колечко с крохотным бриллиантом, похожим на случайно оброненную слезу. Она даже не заметила, как его лёгкая рука обручила её.

– Это что, ты делаешь мне предложение?

– Нет…

И тут официант не вовремя под руку с заказом. Никита замолчал, дожидаясь, когда же тот разместит на столе блюдо и оставит, наконец-то, их наедине. А тот не ко времени, не к месту пытается угодить своим тщанием.

– Тогда я не поняла.

– Я делаю два предложения. Но это не главное.

– Я не понимаю.

Ушёл-таки официант, наполнив их бокалы шампанским.

– Я беру тебя замуж. И если ты не скажешь сейчас же – нет, то это уже наша свадьба: первая из всех предстоящих в жизни и тайная от всех. Потом ещё будет много всяких свадеб – и бумажная, и ситцевая, и серебряная, и золотая. Если судьба улыбнётся, и до бриллиантовой доживём – счастливо. А потом вместе – в один миг… Но пока не оперился, гнездо надо скрывать от чужого сглаза.

Отчаявшись понять, она уже и не пыталась.

– Это что?! – Вдруг, встрепенувшись и сосредоточив взгляд на кольце, Натали нахмурилась и подняла растерянный взгляд на Никиту: – Меня без меня замуж выдают?

Он поцеловал ей руку:

– Ты моя жена, да или нет?

Молчание длилось недолго. Натали вдруг прикрыла глаза, покачала головой, и из-под ресниц побежал горько-солёный ручеёк. Капелька за капелькой упали ей на блузку, и там, на груди, медленно растекалось серое пятнышко с чернинкой смытой с ресниц туши.

Никита слизнул со щеки слезу и прошептал ей:

– Горько, ой как горько.

И коснулся губ губами.

– Горько и солёно, – прошептала она, отвечая на поцелуй поцелуем.

Никита вложил бокал с шампанским ей в руку, пальцы которой онемели и не могли шевельнуться, другой бокал, тремя пальцами за ножку, неловко взял в свою руку и приподнял.

– Ты моя жена?

– Да, я твоя, – отвечала она, уже совершенно не понимая, отчего вдруг отдавала себя ему в жёны, без смущения, без раздумий, без каких-либо расчётов или условий.

Это был сон. И она не знала, хочет она проснуться либо хочет вовсе никогда не просыпаться.

– Я теперь твой муж.

Чокнулись. Выпили. И под горький шёпот губ закрепили в поцелуе крепость брачных уз, в свидетели беря всю горечь и соль её слезы и капризный апрельский вечер.

Ещё вчера вечером, спроси её кто, собирается ли она выскочить замуж, она бы только рассмеялась и без запинки описала бы суженого: портрет вышел бы не просто иным, а с точностью до наоборот.